Мятеж был подавлен очень быстро: против пятисот восставших была брошена срочно сформированная «Береговая группа войск» численностью 4,5 тысячи человек, имевшая в своем составе два броневика, бронепоезд и бро-нелетучку, поддержанная десятью гидросамолетами, восемью кораблями и фортом «Риф». На стороне красных было 118 орудий, из них 36 калибром 203–305 миллиметров… 17 июня все было закончено, и даже сами названия мятежных укреплений были стерты из памяти: «Красная Горка» стала фортом «Краснофлотский», «Серая Лошадь» — «Передовой».
* * *
«Летом 1919 года, когда поражение Колчака стало очевидным фактом и ясно обозначились успехи Красной армии под Петроградом, империалисты Антанты предприняли новый поход против Советской России… Второй объединенный поход Антанты являлся непосредственным продолжением первого похода. В нем участвовали в основном те же силы, что и в первом походе весной 1919 года. Разница состояла лишь в том, что свой главный удар враги Советской страны наносили теперь не с востока, а с юга, где действовали белогвардейские войска Деникина»
[111].
Третьего июля главнокомандующий Вооруженными силами Юга России генерал-лейтенант А. И. Деникин отдал так называемую «Московскую директиву» о начале генерального наступления на Москву. Уже на следующий день, выступая на объединенном заседании ВЦИКа, Моссовета и ряда других органов, Ленин призвал рабочих на борьбу с Деникиным, а 9 июля в «Известиях ЦК РКП(б)» этот призыв был оформлен в виде письма Центрального комитета «Все на борьбу с Деникиным!».
Дзержинский тем временем зашел как бы с другой стороны. 11 июля было опубликовано его «Обращение к белогвардейцам»:
«Опыт полутора лет Гражданской войны показал, что иностранные и отечественные империалисты не надеются в открытом бою победить революцию. Иностранные войска на Юге и на Севере отказываются воевать за интересы капитала, против рабоче-крестьянской армии. Собственных военных сил у российской контрреволюции не так много, чтобы она могла надеяться на успех. Одним из главных средств борьбы у контрреволюции является дезорганизация нашей обороны, нашего тыла.
Недавний случай предательства и измены под Петроградом, на Красной Горке и на Карельском участке Северного фронта особенно наглядно показал, на что рассчитывают белогвардейцы. Они проникают на командные посты, в различные государственные учреждения, обслуживающие армию. Там они стремятся или прямой изменой, или дезорганизацией тыла и фронта подвергнуть революцию разгрому. Потеряв надежду на успех в открытом бою, контрреволюция пытается заговорами и предательством, изменой и шпионажем победить рабочих и крестьян…»
Предупредив, что «никакой пощады изобличенным в белогвардейских заговорах и организациях не будет» и подтвердив это списком семи уничтоженных «белогвардейских предателей» — кронштадтских военспецов, председатель ВЧК также указал, что, «помимо перечисленных преступников, арестовано и расстреляно большое количество лиц, изобличенных (частью сознавшихся) в участии в белогвардейских организациях военного характера».
Затем он обращается к тем, кто оказался «втянут по неосмотрительности или излишней доверчивости в белогвардейские организации»:
«Всероссийская Чрезвычайная комиссия предлагает таким лицам в недельный срок явиться к ней и гарантирует явившимся и раскаявшимся полную безнаказанность. По истечении этого срока даже самое поверхностное отношение и связь с участниками белогвардейских организаций повлечет за собой неизменно высшую кару — расстрел, конфискацию имущества и заключение в лагерь взрослых членов семьи»
[112].
На этом фоне про трех комиссаров, расстрелянных на «Красной Горке», и вспоминать как-то неудобно…
Между тем призыв «Все на борьбу с Деникиным!», равно как и «Обращение к белогвардейцам», желанного воздействия не возымел. Наступление Деникина продолжалось. В этих условиях Центральный комитет поручил своему Оргбюро укрепить руководство Особого отдела ВЧК. 27 августа приказом Реввоенсовета Республики на должность его председателя был назначен Ф. Э. Дзержинский, остававшийся также на постах председателя ВЧК и наркома внутренних дел.
Очень интересную характеристику дал Железному Феликсу действительный статский советник В. Г. Орлов — военный контрразведчик, который после Октябрьской революции некоторое время работал по своей прежней специальности на большевиков, а затем благополучно эмигрировал.
Орлов Владимир Григорьевич (1882–1941). Окончил юридический факультет Варшавского университета; участник Русско-японской войны. После войны — в Варшаве, следователь по политическим делам; в 1912 году — действительный статский советник, следователь по особо важным делам. С началом мировой войны переведен в контрразведку, работал под началом Н. С. Батюшина. После Октябрьской революции по поручению генерала М. В. Алексеева в Петроградской ЧК — председатель центральной уголовно-следственной комиссии. Создал тайную антибольшевистскую сеть (около 80 агентов) и вошел в контакт с представителями стран Антанты и Центральных держав в Петрограде. В сентябре 1918 года бежал в Финляндию. С февраля 1919 года — начальник контрразведывательного отделения начальника штаба Добровольческой армии Одесского района. С мая 1919 года — начальник контрразведывательной части особого отделения Генштаба ВСЮР. Затем — руководитель врангелевской контрразведки. С 1920 года в Германии. После прихода к власти нацистов бежал в Бельгию; в 1939 году был задержан и отправлен в концлагерь, где и погиб в 1941 году.
Точка зрения В. Г. Орлова:
«Пройдет много времени, прежде чем русский народ сможет искоренить бездушное и предательское жонглирование словами, которым занимаются беспринципные негодяи, стоящие у власти. Сознание народа пробуждается, необходимо покончить не только с ложью, но и с теми, кто ее распространяет. Если глубоко вникнуть в происходящее, можно впасть в отчаяние, поскольку в то время, когда одни совершают все эти чудовищные преступления против человечества и цивилизованного мира, другие безучастно остаются в стороне».
«У Дзержинского совсем не было личной жизни, — писал он. — Этот красный Торквемада
[113] во имя идеи убил бы своих отца и мать, его в то время нельзя было купить ни за золото, ни за блестящую карьеру или за женщину, даже самую наипрекраснейшую.
В свое время я встречался с сотнями революционеров и большевиков, но с такими людьми, как Дзержинский, всего лишь дважды или трижды. Всех остальных можно было купить, они отличались друг от друга лишь ценой. Во время восстания левых эсеров Дзержинский был арестован на несколько часов, но потом отпущен на свободу. После этого он приказал арестовать своего лучшего друга и соратника Александровского, с которым работал в течение нескольких лет. Перед тем как Александровского увели на расстрел, Дзержинский обнял его. Для него идея значила больше, чем человеческие чувства. Десять минут спустя Александровский был расстрелян»
[114].