– Бывало хуже.
Ноздри Виктера затрепетали.
– Этого вообще не должно было случиться.
С этим я не спорила.
– Он рассек кожу? – настойчиво спросил он.
– Нет. Просто рубцы.
– Просто рубцы. – Виктер рассмеялся, хрипло и невесело. – Ты говоришь так, будто это просто царапины. За что тебя наказали на этот раз?
– Разве ему нужны причины? – Я улыбнулась устало и осторожно, словно от улыбки по лицу могли пойти трещины. – Его вывело из себя то, что я была недостаточно прилежна на занятиях со жрицами. И сегодня, пока я сидела в атриуме, туда заявились две леди-в-ожидании. Ему это не понравилось.
– Разве это твоя вина?
– А разве нужно, чтобы была моя?
Виктер уставился на меня.
– То есть вот поэтому он поднял на тебя руку? – нарушил он наконец молчание.
Я кивнула, глядя в овальное окошко. Пока я была в кабинете, солнце ушло, и лестница уже не казалась такой светлой и просторной, как раньше.
– И ему не понравилось мое поведение на вчерашней встрече. А это не самое малое оскорбление из тех, за которые он меня наказывал.
– Вот почему я говорил, что ты должна быть осторожной, Поппи. Если он так избил тебя только за то, что ты сидела в помещении, куда вошли посторонние, то что он сделает, когда узнает о наших маленьких авантюрах?
– Или если узнает, что я несколько лет тренируюсь как гвардеец? – Мои плечи напряглись, и кожа натянулась. – Конечно, он меня изобьет. И даст больше, чем семь ударов.
Золотистая кожа Виктера побелела.
– Он может подать прошение королеве о признании меня недостойной. А может, боги уже сами так решили, – продолжала я. – Но, как ты и говорил, мое Вознесение состоится независимо от того, что я делаю. А что будет с тобой? Виктер, что случится с тобой, если он когда-нибудь узнает, что ты меня тренировал?
– Неважно, что со мной сделают или не сделают. – Он замолчал, и пауза затянулась. – Риск того стоит, если я буду знать, что ты сможешь защитить себя. Я бы с радостью принял любое наказание и не пожалел бы о том, что сделал.
Я подняла голову, чтобы встретиться с ним взглядом, и сказала:
– Способность защитить свой дом, своих близких и свою жизнь стоит возможного риска.
После недолгого молчания он закрыл свои морозно-голубые глаза. Может, он молил ниспослать ему терпение – я знала, что он не раз так поступал.
Я слегка улыбнулась.
– Я осторожна, Виктер.
– Похоже, осторожность не поможет. – Он открыл глаза. – Я приветствую идею, что королева вызовет тебя в столицу раньше положенного.
Я поежилась, начав спускаться по ступенькам.
– Потому что тогда герцог не станет преподавать мне уроки?
– Вот именно.
Я очень рассчитывала на такой поворот событий, особенно потому, что решила все рассказать королеве.
– Он был один? Я спрашивал гвардейцев, но они вели себя так, словно понятия не имеют, кто находится с ним в кабинете.
Они всегда знают, кто в кабинете с герцогом. Просто не хотели говорить Виктеру, и я… я тоже не хотела.
– Он был один.
Он промолчал, и я не поняла, поверил ли он мне. Я решила сменить тему.
– Как ты узнал, где я?
Виктер шел в шаге позади меня.
– Хоук прислал за мной одного из слуг герцога. Он… беспокоился о тебе.
У меня екнуло сердце.
– Почему?
– Он сказал, вы с Тони обе были встревожены вызовом герцога. Он думал, я смогу объяснить.
– А ты?
– Я сказал ему, что не о чем беспокоиться и что я останусь с тобой до конца дня. – Виктер наморщил лоб, между делом беря меня под руку, чтобы поддержать. – Он не очень-то хотел уступать, но я напомнил, что старше по званию.
Я скривила губы.
– Уверена, это подействовало.
– Как холодный душ.
Мы спустились на следующий этаж. Осознание, что я все ближе к своей кровати, помогало мне идти. Я размышляла над тем, что сделал Хоук.
– Он… он довольно наблюдателен, правда? И у него хорошая интуиция.
– Да, – вздохнул Виктер, наверное, думая о том, что это не очень хорошо. – Да, он такой.
* * *
За Валом пылали три дюжины факелов. Их огни сияли маяками в бескрайней темноте, обещанием безопасности для спящего города.
Бросив тоскливый взгляд на кровать, я испустила усталый вздох и закрутила концы косы. Меня выдернули из сна кошмары о другой ночи. Кожа стала скользкой от холодного пота, а сердце вырывалось из груди, как пойманный в силки кролик.
К счастью, я не разбудила криками Тони. Последние две ночи она поздно ложилась. Позавчера она провела большую часть вечера, делая все возможное, чтобы залечить рубцы. А вчера ее позвали хозяйки, чтобы помочь с приготовлениями к Ритуалу.
Тони втирала в пылающую кожу моей спины рекомендованную целителями мазь, которой гвардейцы часто лечат свои многочисленные раны. Смесь состояла из хвойного экстракта, пахнущей полынью арники и меда. Ее же целитель применял в ночь после моего неудавшегося похищения. Мазь охладила кожу и почти сразу приглушила боль, однако по прошлому опыту мы знали, что ее следует применять каждые два часа, чтобы достигнуть желаемого эффекта.
И она сработала. Ко вчерашнему вечеру остался только небольшой дискомфорт, хотя кожа еще была покрасневшей.
Я не преуменьшала, говоря Виктеру, а потом Тони, что могло быть хуже. Рубцы, скорее всего, сойдут к утру и сейчас лишь слегка побаливают. Мне повезло, что на мне все заживает быстро, а еще больше – потому, что в тот день Тирман не пил «красное пойло».
Герцог знал мою мать. Как? Насколько мне известно, она никогда не была в Масадонии, значит, герцог встретился с ней в столице. Вознесшиеся редко путешествуют, особенно так далеко, но очевидно, что они виделись.
На лице Тирмана было такое странное выражение, когда он говорил о ней. Ностальгия, смешанная с… чем? Может, с гневом? Разочарованием? Неужели общение с ней стало поводом для того, как он обращается со мной?
Или я просто ищу причины его отношения ко мне, как будто его жестокости есть какое-то объяснение?
Я мало что знала о жизни, но понимала, что порой нет никаких причин. Человек, будь то Вознесшийся или смертный, таков, каков есть, и это ничем не объяснишь.
Вздохнув, я переступила с ноги на ногу. Последние два дня я сиднем сидела в своей комнате, в основном потому, что отдых помогает мази действовать быстрее, а также потому, что я избегала… всех.
Но в особенности Хоука.
Я не видела его с тех пор, как вошла в кабинет герцога. Осознание того, что он почуял что-то неладное, клокотало во мне тревогой и смущением, хотя я не виновата в том, что делал Тирман. Я просто не хотела, чтобы Хоук понял, что что-то неладно. А он достаточно наблюдателен.