Избранные речи - читать онлайн книгу. Автор: Демосфен cтр.№ 47

Страница

(60) Так вот о тех местах, которые успел захватить и присвоить Филипп еще до того, как я стал заниматься политической деятельностью и выступать с речами перед народом, я не буду говорить (все это, я думаю, не имеет отношения ко мне); о тех же случаях, когда Филипп был задержан, с того самого дня, как я приступил к делам, я напомню вам и представлю вам отчет, но сделаю предварительно одно предупреждение. У Филиппа было, граждане афинские, важное преимущество. (61) Действительно, у греков – не у каких-нибудь одних, но у всех одинаково – оказался такой урожай предателей, взяточников и богопротивных людей, какого никогда еще не бывало прежде, насколько помнят люди. Их он и взял себе в соратники и сотрудники и с помощью их довел греков, у которых и прежде были плохие отношения и нелады друг с другом, до еще худшего состояния, одних обманывая, другим что-нибудь давая, третьих всеми способами обольщая, и таким образом разделил их на много партий, а между тем для всех польза была в одном – не допускать, чтобы он становился сильным. (62) А в то время, как все решительно греки находились в таком положении и были еще в неведении относительно собирающегося и растущего бедствия, какой же образ поведения и какой образ действия нашему государству следовало предпочесть? – вот что нужно иметь вам в виду, граждане афинские, и вот в чем надо получить отчет от меня, так как именно я поставил себя на этом посту государственной деятельности. (63) Что́ же, по-твоему, Эсхин, наше государство должно было отказаться от своего самосознания и чувства собственного достоинства и в одном ряду с фессалийцами и долопами⁷⁹ помогать Филиппу в достижении власти над греками, попирая при этом славу и честь своих предков? Или, хотя и не делать этого (ведь это было бы поистине ужасно!), но все-таки, видя неизбежность такого оборота дел в том случае, если никто не остановит Филиппа, и, как естественно, уже задолго предугадывая это, спокойно допустить происходящее? (64) Но сейчас мне хотелось бы спросить того, кто особенно сильно порицает случившееся, – ка́к он желал бы, на чью сторону, по его мнению, должно было стать наше государство, на ту ли, которая несет на себе также вину за постигшие греков несчастья и позор – к ней можно причислить фессалийцев и их сторонников⁸⁰, – или на ту, которая допустила такое положение в расчете на свои собственные выгоды – сюда мы можем отнести аркадян, мессенцев и аргосцев⁸¹. (65) Однако и из этих народов многие, или лучше сказать все, нашли конец худший, чем мы. И в самом деле, если бы Филипп, одержав победу, сейчас же ушел и после этого стал держаться спокойно, не причиняя никакой обиды никому ни из своих союзников, ни из остальных греков, тогда было бы какое-нибудь основание, чтобы жаловаться и обвинять тех, кто оказал сопротивление его действиям; но раз он у всех одинаково отнял честь, гегемонию и свободу⁸², – более того, даже политическую самостоятельность, у кого только мог, – тогда разве не было самым благородным то решение, которое вы приняли, послушавшись меня?

(66) Но я возвращаюсь опять к своему предмету. Что́ подобало, Эсхин, делать нашему государству, когда оно видело, что Филипп старается создать себе власть и тиранию над греками? Что надо было говорить или письменно предлагать мне, как советнику именно в Афинах (это ведь особенно важно), когда я все время и до того самого дня, как сам стал выступать на этой трибуне, знал, что наше отечество всегда борется за первенство, за честь и славу и что оно потратило больше денег и людей ради славы и общей пользы, чем отдельные из остальных греков сами для себя; (67) да к тому же, когда я видел, что у самого Филиппа, с которым у нас шла война, в борьбе за власть и господство выбит глаз⁸³, сломана ключица, рука, повреждена голень, что он готов пожертвовать любой частью тела, какую только захочет отнять у него судьба, лишь бы только с уцелевшими частями жить в почете и славе. (68) И, конечно, никто не решился бы сказать и того, что, если у человека, воспитанного в Пелле, в местечке, тогда еще неизвестном и незначительном, было естественным такое величие духа, которое могло возбудить у него желание властвовать над греками и могло заронить ему в сознание такую мысль, то у вас, у афинян, изо дня в день во всевозможных речах и во всем, что находится перед глазами, видящих напоминания о доблести предков, оказалось такое малодушие, которое заставило вас самих по собственному почину добровольно отступиться от своей свободы в пользу Филиппа. Нет, этого никто не мог бы сказать! (69) Значит, тогда по справедливости оставалось одно и притом необходимое средство – противиться всему тому, что делал он несправедливо по отношению к вам. Это вы и делали с самого же начала⁸⁴ естественно и подобающим образом, а письменные предложения и советы подавал также и я в те времена, когда выступал в качестве политического деятеля. Да, я признаю это. Но что́ нужно было мне делать? Вот сейчас я спрашиваю тебя, оставив все остальное – Амфиполь, Пидну, Потидею, Галоннес⁸⁵: ни о чем из них я не поминаю. (70) Про Серрий, Дориск, о разорении Пепарефа⁸⁶ и о всех других обидах, которые наносились нашему государству, я даже не знаю, были ли они. А между тем ты по крайней мере утверждал⁸⁷, будто я своими речами вызвал вражду вот у них⁸⁸, хотя об этих делах псефисмы вносились Евбулом, Аристофонтом и Диопифом⁸⁹, а вовсе не мною – ах, ты говорящий с такой беззастенчивостью все, что тебе вздумается! Да и сейчас я буду говорить не о них. (71) Но тот, кто старался подчинить Эвбею и устроить себе в ней оплот против Аттики [пытался завладеть Мегарами⁹⁰], захватить Орей, разрушить Порфм, поставить в качестве тиранов в Орее Филистида, в Эретрии Клитарха, кто пытался подчинить себе Геллеспонт, осаждал Византию, из греческих городов одни уничтожал, в другие возвращал изгнанников, – так вот, если он, делая все это, совершал ли он преступления, порывал ли договор, нарушал ли мир или нет? И нужно ли было, чтобы явился кто-нибудь из греков, способный остановить эти действия его, или нет? (72) Если это было не нужно, а нужно было, чтобы явно Греция оказалась, как говорится, мисийской добычей⁹¹ в то время, когда живы и существуют афиняне, тогда, конечно, я попусту хлопотал об этом, выступив со своими заявлениями, попусту хлопотало и государство, послушавшись меня, и пусть тогда все, что случилось, есть преступления и ошибки с моей стороны. Если же нужно было, чтобы кто-нибудь остановил его в этих делах, то кому же другому подобало это сделать, как не афинскому народу? Так вот эту задачу и ставил себе в своей политической деятельности я, и видя, как он стремится поработить всех людей, я стал оказывать сопротивление, постоянно предупреждая и объясняя, что не следует уступать. Но все-таки мир нарушил, захватив суда⁹², он, а не наше государство, Эсхин. (73) Возьми-ка самые псефисмы и письмо Филиппа и прочитай одно за другим. Из этого и станет ясно, кто́ виновен и в чем.

(Псефисма⁹³)

[При архонте Неокле, в месяце Боэдромионе⁹⁴, на чрезвычайном заседании Народного собрания, созванном стратегами, Евбул, сын Мнесифея, коприец⁹⁵, заявил: ввиду того, что стратеги на заседании Народного собрания сообщили, что наварха⁹⁶ Леодаманта и двадцать судов, посланных с ним для препровождения хлеба в Геллеспонт, стратег Филиппа Аминт отвел в Македонию и держит там под охраной, то пусть пританы и стратеги примут меры, чтобы собрать Совет и избрать послов к Филиппу, (74) а эти последние пусть отправятся к нему и договорятся с ним об освобождении наварха, судов и воинов. А если Аминт сделал это по недоразумению, пусть они заявят, что народ не выражает ему никакого неудовольствия; если же он задержал его за какие-нибудь нарушения данных ему распоряжений, афиняне рассмотрят дело и наложат взыскание в соответствии с проступком. Если же не оказывается ни того, ни другого, а совершили проступок по собственным соображениям или пославший, или посланный, надо заявить и об этом, чтобы народ, получив сведения, принял решение о том, что́ надо делать.]

Страница