— Это я колпаковским мальчишкам пошила.
И Агаша раскинула на чехле рояля три рубашки — самые настоящие, с воротничками, пуговицами и манжетами!
— Из того полотна, что у нас оставалось. Помнишь, в ГУМе брали, ещё Павел Егорович жив был.
Надинька не помнила никакого полотна, но рубашки вышли отличные!
— Вот как ты хорошо умеешь придумывать, Агаша!
— Да чего там придумывать-то! Трое мальцов, поди их одень-обуй. А тут всё подспорье. Поела?
Надинька вздохнула и кивнула.
— Ну, давай-ка собираться. Ты завтра в институт идёшь?
— Нет, Агаша. Завтра лабораторные работы, я их с другой группой сдала. Мы же завтра переезжаем!..
Весь вечер до прихода доктора они собирали книги и посуду — в новый Федотов сундук.
Яков Михайлович ужинать наотрез отказался. Он был расстроен, выглядел неважно и всё время молчал, только фыркал носом.
— Ну, к чему этот переезд? — заговорил он наконец, когда Надинька попросила его завязать бечёвкой очередную стопку книг. — Чем тебе тут не живётся? Сергей всё время на службе, ты сама говоришь, раньше Нового года его не жди!
— Яков Михайлович, миленький! Да ведь там квартиру нужно обживать!
— И где эта квартира? Наверняка у чёрта на рогах!
— Я даже и не спрашивала, — призналась Надинька. — Какая разница?
— Так ведь большая разница! Наверняка к вам не наездишься теперь! И что мне тут делать одному в таких хоромах?
— Доктор, да не всё же вам между книгами спать!
— Надинька, — доктор сдёрнул очки. — Я спал и на нарах, и на шконке, и на соломе, и на бетонном полу! Поверь мне, спать среди книг — это райское наслаждение!..
— Поедемте с нами, — предложила Надинька. — Что тут особенного?
— Твой молодой муж будет несказанно рад обнаружить на своей новой квартире такую весёлую компанию!
— Вы его не знаете, Яков Михайлович! Он на самом деле будет рад!
В коридоре затрезвонил телефон, и бабуся Колпакова — словно караулила! — тотчас же ответила:
— У аппарата!..
Надинька бросила завязывать книги и прислушалась.
— Надежда, междугородняя вызывает! Где ты там есть! Беги скорей!
Надинька помчалась вон из комнаты.
— Да! Да!..
— Как я рад, что дозвонился, — сказал Серёжа ей в ухо.
— Я тебе сегодня тоже звонила! — прокричала Надинька. — Но линия была занята.
Бабуся Колпакова стояла рядом и ловила каждое слово.
— Что твоё комсомольское собрание?
— Ужасно! — радостно крикнула Надинька. — Просто ужасно! Я чуть не подралась с одним комсомольцем! Мирка меня удержала!
— Что такое?!
— Он сказал, что я веду буржуазный образ жизни и вообще непонятно, кто у меня муж!
— Надинька, родная, — сказал Серёжа. — Держись.
— Я держусь, держусь.
— Если завтра самолёт пойдёт в Москву, я постараюсь прилететь на пару дней.
— Хорошо, — согласилась Надинька, отлично понимая, что самолёт «не пойдёт» и Серёжа не прилетит. Так бывало уже много раз. — Серёжка, Яков Михайлович переживает, что мы съезжаем и он остаётся один.
— Приглашай его жить с нами, — тут же отозвался Серёжа. — Места всем хватит.
— Агаша не верит, что тебе дали квартиру.
— Как же не верит, если вы завтра туда отправляетесь? Шофёр приедет часам к четырём. Ты возьми для начала только самое необходимое, остальное заберём потом, на грузовике.
Надинька вздохнула. Заберём — это значит, что забирать будут они с Агашей вдвоём.
…Должно быть, именно об этом говорил доктор, когда утверждал, что Надинькину любовь ждут большие испытания! Она и готовила себя… к испытаниям, а не к постоянному отсутствию мужа. Ей представлялись странствия, лишения, постоянный труд, и всё это вместе, вдвоём! А ничего не было — Надинька жила точно так же, как и до замужества, и это было странно и неправильно.
— Всё, меня вызывают, — торопливо проговорил Серёжа. — Мы непременно вскоре увидимся, Надежда. Я понимаю, как тебе трудно.
— До свидания, Серёжа, — проговорила Надинька в смолкшую трубку.
— Съезжаете, значит? — спросила бабуся Колпакова, когда междугородняя прозвонила отбой. — И далёко?
— Я опять не спросила, — спохватилась Надинька.
— Как это люди живут, — задумчиво выговорила бабуся. — Съезжают, а куда, сами не знают!
— Да мы ещё вернёмся, — пообещала Надинька. — За вещами. Завтра нас легковая машина повезёт.
— Машина, — фыркнула бабуся Колпакова. — Да ещё легковая! Гляди на них!
И удалилась в сторону кухни.
Спала Надинька на удивление прекрасно и проснулась в предчувствии чего-то хорошего, радостного. Агаша уже давно встала и хлопотала около узлов и тюков.
Надинька помчалась в ванную, с удовольствием умылась и почистила зубы, облилась ледяной водой — б-р-р, как холодно! — вернулась к себе и стала одеваться за ширмой.
— А доктор уже уехал, Агаша?
— Доктор здесь, — объявил Яков Михайлович из соседней комнаты. — На который час намечен отъезд?
— На четыре пополудни! — отрапортовала Надинька. — Поедемте с нами, доктор, правда!
— Никуда я с вами не поеду, — мрачно сказал Яков Михайлович. — У меня сложный больной, я сегодня задержусь на службе.
— Да вы так-то уж не огорчайтесь, — подала голос Агаша. — Мы же не в Сибирь уезжаем, в одном городе остаёмся.
— Да-с, — согласился доктор саркастически, — не в Сибирь. Что за идиотская выдумка с этим переездом!
— Я ужин вам под подушкой оставлю. Заверну кастрюльку получше, чтоб вам не греть.
— Благодарю покорно, я вполне дееспособен. Итак! — Решительным шагом он прошёл к вешалке, натянул пальто и нахлобучил шапку-пирожок. — Долгие проводы — лишние слёзы. До свидания, и всего наилучшего.
Надинька кинулась к нему, обняла и расцеловала.
— Доктор, миленький! Агаша права, никуда мы не денемся! И Серёжка говорит — пусть доктор с нами живёт!
— Очень трогательно, — доктор отстранил от себя Надиньку. — Ну, доброй дороги!
— Мы будем скучать, — сказала Надинька. — Правда, Агаша?
Та подошла, притянула к себе голову доктора и поцеловала в лоб.
— Ничего, ничего, — сказала она, — дай бог, не в последний раз видимся.
Яков Михайлович махнул рукой и широким сердитым шагом вышел в коридор. Хлопнула входная дверь.
Агаша покачала головой.