Здесь его звали так — а настоящего имени не знал никто.
Не знали даже те, кто предложил барону кругленькую сумму в реальной валюте за работу, которая поначалу казалась совсем несложной: сжечь лагерь кочевников с далекого юга, перерезать всех, кто отважится сражаться и разогнать остальных.
На выполнение первой части плана у барона ушло ровно сорок четыре минуты. Вторая выглядела немногим сложнее: отыскать и уничтожить войско какого-то русского колдуна со странным именем, а самого его или захватить живым, или заставить укрыться в одном из городов до прихода конунга Сивого, которому барон присягнул на верность сразу после смерти последнего Императора.
Де Грасси никогда не был дураком.
И никогда бы не взялся выполнить то, что ему не по силам. Он сам мог называть бы два клана, которые имели бы хоть какие-то шансы выстоять против его рыцарей в поле — и остатки армии колдуна в их число определенно не входили.
Но боя так и не случилось. Вместо потрепанной, но все еще могучей конницы барон встречал лишь крохотные отряды, которые исчезали в заснеженных лесах быстрее, чем стрелки успевали натянуть луки. Колдун будто провалился сквозь землю, и даже самые опытные из следопытов лишь бестолково кружили по проклятым землям, которые, казалось, сами готовы были прикончить любого, кто пришел сюда без разрешения.
— Поглядите сюда, монсеньер!
Голос разведчика вырвал барона из тягостных размышлений. Он пришпорил коня и поспешил навстречу невысокому человечку, ковылявшему через сугробы.
— Что ты нашел? — нетерпеливо спросил барон. — Следы?
— Никаких следов, монсеньор. — Разведчик опустил голову. — Только мертвецы… И вот это.
На облаченной в кожаную перчатку ладони лежала обломанная стрела. Острие, судя по всему, осталось лежать где-то там, вдалеке, застряв в давно остывшем теле, но черно-красного оперения оказалось достаточно, чтобы барон едва не выпрыгнул из седла.
— Опять?! — прорычал де Грасси. — Вы видели его?!
— Нет, монсеньер. — Разведчик еще сильнее вжал голову в плечи. — Он будто исчез, хотя тела еще не успели остыть.
— А головы?!
— Тоже исчезли. Он забрал их с собой… монсеньор.
— Господь Двуединый… — пробормотал кто-то за спиной. — Эти восточные варвары сражаются без всякой чести. Как можно победить того, кого нельзя увидеть?
— Что такое? — Барон развернулся в седле. — Неужели ты испугался труса, который не смеет даже показаться на глаза?
— Нет, монсеньор, — глухо проворчал рыцарь из-за забрала шлема. — Но он уже убил… убил и обезглавил восемь твоих вассалов. Не лучше ли нам повернуть обратно к…
— Мы не отступим! Клянусь своим мечом — мы отыщем этого негодяя… Слышишь?! — Барон приподнялся на стременах, вглядываясь в безжизненные снега вокруг. — Где бы ты ни был — я найду тебя, и тогда ты пожалеешь, что родился на свет!
Голос барона прокатился по сугробам и затерялся среди деревьев гулким эхом. Но ответа так и не дождался. Чужая земля смотрела на рыцарей молча.
Молча и недобро.
ГЛАВА 21
— Давай, родименький, поднажми… Чутка осталось!
— Не могу, дядька Ратибор, — простонал гридень. — Совсем силы нету больше. Бросай меня — а то и сам не уйдешь!
— Цыц, сучий потрох! Я тебе дам — бросай. Как я твоей зазнобе в глаза смотреть буду, ежели один вернусь?
Ратибор крякнул, подсел под могучее плечо парня и подхватил. Сам покачнулся — да удержал, сдюжил, а потом и вовсе понес на себе гридня, будто мешок с мукой. Тяжелый тот мешок вышел — с кольчугой да мечом впятеро против обычного — да разве бросишь? Вместе пришли немсков поганых в лесу ловить — вместе и уходить надобно. Или уж вдвоем головы буйные складывать, ведь ежели друга не уберег, то и сам бежать-спасаться не смей.
Так Ратибора сызмальства учили, и так сам учить молодых стал, как поставил его князь над другими гридями старшим и воеводой назвал. Нельзя иначе — или позора не оберешься.
— Бросай, дядька Ратибор… Все одно — не дотащишь… Тяжел я больно.
— Кому сказано — цыц! — выдохнул воевода. — Будет еще щенок меня, пса старого, учить.
И верно — не те уж годы Ратибора настали для работы такой. Тяжел парень был, ох, как тяжел. И сам уж ног не переставлял — глубоко в боку стрела немская засела — не шевельнешь, не вытащашь, а ежели вытащишь — так тут же и помрет, враз вся кровушка из жил и выйдет. Плохи дела у гридня были.
Плохи — да не совсем. Уж сколько лет Ратибор на свете жил — и не такое видывал. И стрелами, и копьем насквозь колотые, и саблями булгарскими чуть не надвое сеченые — а поднимались гриди. Лежали, кряхтели, пили снадобья целебные, что Молчан старый готовил — и разве что не с того света, из самой нави обратно и возвращались. Да пуще прежнего девок охаживали, а через годиков пять уж ребятишки по двору бегали — один крепче другого. Будто и не было раны смертельной. Крепок народ скловенский. Ежели сразу не помер — спасется, сохранит Перун, да Волх с Индрой, что не за князьями, а за простыми гридями приглядывать самим Родом поставлены.
Оттого и старался старый Ратибор. Последние силы уж отдавал — а гридя не бросил. Тащил через сугробы, как родного. Так вспотел, что борода седая едва не в сосульку превратилось. И в глазах уж темнело, будто ночь настала.
— Потерпи… — прокряхтел Ратибор, перехватывая отяжелевшее тело. — Совсем чуть до топи осталось, а там уж нас немскам не поймать. Не родная им земля — чужая… Сама за ноги хватает.
Близко за спиной уж крики немские слышались — вот-вот догонят, схватят, да скорее мечом достанут. А мечи те чудные — против скловенских разве не вдвое длиннее, да резво ими поганые машут. Верно Антор-ведун сказал — непростых людей Сивый послал, а особенных, силы необычной. Простому гридю, хоть и из крепких, такие латы вовек не поднять. Ни стрела их не берет, ни копье, ни булава, ни меч булатный. А немскам хоть бы что. Давно уж лошадей оставили, где конному не пройти — да сами не слабее коня будут. Ломят и ломят через подлесок без устали, железом гремят.
Да только по болоту ходить — не сила, а сноровка нужна, да знание особое. Не раз тут Ратибор хаживал, давно уж прознал, где тропинка, где кочка под снегом — а где топь такая, что одной ногой встанешь — с головой пропадешь.
Миловали боги, сохранили. Сдюжил Ратибор. Как захлюпала вода под сапогами — так сразу крики немские тише стали. Видать, смекнули гады, что неспроста воевода старый сюда спешил — да поздно смекнули.
— Вот и все, родненький. — Ратибор примерился и шагнул с кочки на кочку, осторожно выбирая путь. — Тут уж им нас никак не взять. Не держит болото латы немские.
— Стой! — раздался крик за спиной.
Ратибор обернулся — уже без страха. Все четверо немсков увязли по колено. Близко — едва с десяток шагов — а все не достать. Против болота ни от щита, ни от меча пользы нет, а от лат и вовсе один вред. Утянут в топь — глазом моргнуть не успеешь.