Айн Рэнд. Эгоизм для победителей - читать онлайн книгу. Автор: Дженнифер Бернс cтр.№ 58

Масштаб намерений Рэнд поражал её сторонников, считавших её мыслителем мирового уровня. В её идеях они видели «круглую вселенную», абсолютно понятный, логичный мир. Стремление Рэнд к разумным обоснованиям привело её к мысли о том, что парадоксов и противоречий просто не бывает. Мысль, по её мнению, была переходом от абстрактной точки к конкретным объектам и событиям: «Этот цикл нельзя прервать; какая-либо его часть может иметь значение, только когда он завершён» ^[326]. Отсюда выходит, что исходная точка и вывод никогда не смогут друг с другом столкнуться, если только не был задействован процесс иррационального мышления. Кроме того, Рэнд утверждала, что эмоции не могут противоречить мыслям. Эмоции исходят от мыслей, а если они противоречат реальности, значит, мысль, лежащая в их основе, была иррациональной и её нужно изменить. Даже артистические и сексуальные предпочтения исходят из базовых философских условий, как говорила Рэнд «Коллективу».

Всё это входило в единую систему. Человек – рациональное существо, использующее свой разум на благо собственного выживания. Способность к рациональному мышлению для должного функционирования требует независимости и индивидуальности, поэтому для рационального человека будет являться адекватной этика эгоизма. С этой точки зрения можно рассматривать любой моральный или этический вопрос. Действовал ли человек независимо? Были ли его действия продиктованы разумом и соответствуют ли они его замыслу? Рэнд утверждала, что это и было определением блага. Философия Рэнд ещё сильнее привязала «Коллектив» к ней, даже больше, чем её художественные произведения и возможность познакомиться с известным автором. В их глазах она была несравненным гением. По субботним вечерам они спорили и обсуждали различные тонкости, но ни разу не ставили её основные тезисы под сомнение. Рэнд никогда не уставала от таких марафонных обсуждений, которые часто продолжались до первых лучей солнца. «Коллектив» восхищался тем, как возможность поговорить о философии оживляла её даже после долгого дня, проведённого за работой над книгой. Но очевидного никто не замечал. Чтобы быть с молодыми последователями на одной волне, она пичкала себя амфетаминами ^[327].

Фрэнк, который всегда был рядом, играл роль молчаливого возлюбленного, красивой декоративной фигуры. Когда дело близилось к вечеру, Фрэнк подавал кофе и сладости, но не вступал в дискуссию и иногда мирно дремал в кресле. Переезд в Нью-Йорк совсем не пошёл Фрэнку на пользу. Он предпринял робкую попытку продать цветы для украшения холлов зданий и даже напечатал визитки, на которых значилось «Франциско, специалист по холлам». Однако без собственной земли и оранжереи дело в гору не пошло, и вскоре он перестал им заниматься. Чтобы объяснить поведение Фрэнка, Рэнд вновь обратилась к своей художественной деятельности и сказала «Коллективу»: «Он бастует». Она всё так же ценила их связь и всегда представлялась как «миссис О’Коннор». Когда их графики не соприкасались и она допоздна сидела за книгой, то оставляла по всей квартире милые записки, адресованные «Уютному» от «Пушинки». Рэнд ликовала, когда он предложил назвать одну из глав книги «Атлант расправил плечи», а потому гордо объявляла всем гостям о том, что Фрэнк придумал название для книги. Этого, впрочем, было недостаточно для того, чтобы замаскировать несоответствие Фрэнка активным героям, которых почитала Рэнд. Тем не менее «Коллектив» знал, что его роль в жизни Рэнд не может быть подвергнута сомнению. Фрэнк был вне рейтинга «Коллектива» ^[328].

Алан Гринспен вскоре стал одним из любимчиков Рэнд, хотя поначалу он ей не нравился. Они с Джоан Митчелл, лучшей подругой Барбары, благодаря которой он и виделся с Рэнд несколько раз, были женаты уже десять месяцев. После аннулирования их брака по обоюдному согласию Алан и Джоан сблизились как друзья, а Гринспен стал полноценным членом клуба. Даже то, что Джоан впоследствии вышла замуж за Аллана Блюменталя, кузена Нейтана, не умалило интереса Гринспена к клубу Рэнд. На первых собраниях он вёл себя тихо и был невесел, за что получил от Рэнд прозвище Гробовщик. Находясь под сильным влиянием логического позитивизма, Гринспен отказывался воспринимать какие-либо абсолюты. Он запомнился всем благодаря его допущению, что он, может, и не существует – это нельзя доказать. Услышав это, Рэнд парировала: «А кстати, кто сейчас об этом сказал?» Для Гринспена это был поворотный момент, в корне изменивший его релятивистские взгляды.

Рэнд по многим фронтам преуспевала в словесных баталиях, что и впечатляло Гринспена. Хирам Гайдн, редактор Bobbs-Merrill, а впоследствии Random House, восхищался способностью Рэнд побеждать искушённую нью-йоркскую интеллигенцию в любом споре: «Многие люди, которые смеялись, когда я говорил о её непобедимости в диалоге, позже, как и я, становились трупами на её поле боя». Рэнд начинала с основ, достигая соглашения с собеседником по поводу первичных аксиом и принципов. Поднимаясь выше, она демонстрировала собеседнику, что его идеи и воззрения противоречили основам. Такой подход был особенно эффективен в отношении тех, кто гордился своей логикой и последовательностью, как Гринспен. Он вспоминал, что «разговор с Рэнд был как шахматы, когда ты думаешь, что играешь хорошо, но вот тебе уже объявлен шах и мат». Это Гринспена и зацепило ^[329].

Такое тяготение к Рэнд было вполне обычным явлением для всех, кто попадал в её орбиту. Как и в случае с Ротбардом, Рэнд открыла Гринспену прежде неизвестный ему мир интеллектуальных сокровищ, «огромную вселенную, к восприятию которой я был до этого закрыт». До знакомства с Рэнд Гринспен был «интеллектуально ограниченным…»: «Я был талантливым мастером своего дела, не более». Под присмотром Рэнд он начал заглядывать за пределы сугубо эмпирических, основанных на точных расчётах подходов к экономике и начал рассуждать о «людях, их ценностях, их работе, что они делают и зачем, как работает ход их мыслей и почему». Научный руководитель по магистратуре Гринспена Артур Бернс был первым, кто посвятил его в идеи свободного рынка. Рэнд призывала пойти дальше и связать его экономические идеи с важнейшими вопросами человеческой жизни. Теперь он понял, что мораль и этика имеют рациональные структуры, которые можно проанализировать и осознать, как экономику или музыку, его основное пристрастие. Настроенный на принятие системы Рэнд благодаря своей преданности математической мысли, Гринспен вскоре стал убеждённым объективистом. Его друзья тут же заметили, как он изменился, когда начал сдабривать свою речь объективистскими словечками и рэндистским предписанием «проверь свои исходные данные» ^[330].