– Ну что; убедилась? – спросил Ботолф, слегка высвобождаясь и поворачиваясь, чтобы видеть ее лицо.
– Да, ты очень убедителен. – Саксан обняла мужа.
– Ты еще не чувствуешь нашего ребенка? – Он осторожно коснулся ее живота, стараясь не задеть ранку.
– Немножко. Вот здесь будто что-то шевелится. – Она улыбнулась. – Я думала, что это от несвежего мяса.
Ботолф засмеялся, но сразу посерьезнел.
– Ты сегодня получила жестокий урок и, я надеюсь, сделаешь из него выводы.
– Ты хочешь сказать, что я не должна пренебрегать стражей, которая охраняет меня?
– Да, теперь ты рискуешь не только своей жизнью.
– Знаю. – Саксан теснее прижалась к мужу.
– Когда ты убедилась, что носишь ребенка?
– Господь захотел, чтобы я узнала правду в тот момент, когда меня коснулся нож Сэснла. – Она почувствовала, как в груди у графа заклокотало, и его руки крепче обняли ее. – Я подумала, что это слишком суровое наказание за глупость, которую я совершила, гуляя одна. Внезапное озарение так потрясло меня, что я даже не усомнилась в его истинности, и мой ужас от угрозы Сэсила только усилился. Знаешь, чего я боялась больше всего? Что не умру в тот момент, когда он вспорет мне живот, а проживу достаточно долго, чтобы увидеть убийство нашего ребенка. По-моему, не может быть ничего ужаснее.
Жуткая картина, которую нарисовала жена, ужаснула Ботолфа. Он мог только догадываться, насколько глубоко она была потрясена случившимся. Сэсил нанес Саксан душевную рану, которая будет заживать намного дольше телесной. В ее голосе все еще звенел страх.
– Ты должна быть очень осторожна, Саксан, или, клянусь бородой Спасителя, я запру тебя в этих комнатах, пока Сэсил не будет мертв.
– Я больше никуда не пойду без стражи, – обещала та.
Некоторое время они просто держали друг друга в объятиях. Ботолф инстинктивно понимал, что Саксан хочет почерпнуть в нем силу, чтобы восстановить собственное пошатнувшееся мужество, и ждет от него действий, гарантирующих ее безопасность, пока Сэсил остается угрозой.
Саксан неохотно отстранилась от Ботолфа и села, натянув одеяло на покрытую синяками грудь. Пора рассказать мужу, как дурно она говорила с его Матерью. Соблазнительно было оставить все как есть, пока он не узнает сам, но Саксан не хотела обманывать. Возможно, ей удастся загладить хотя бы часть своей вины. Она могла только молиться о том, что не совершила греха, за который ей не будет прощения.
– Ботолф, твоя мать приходила помочь мне, – начала Саксан.
– Ничего удивительного. – Он сделал гримасу. – Полагаю, она не поддержала разговор о том, что это Сэсил совершил все преступления?
– Нет. – Саксан вздохнула. – Я была так сердита, Ботолф.
– Что ты хочешь сказать?
– Я поступила жестоко с леди Мери. – Ты? Не может быть.
– Мне приятно, когда никто не верит, что я могла вести себя так гадко, но, увы, это так. Когда твоя мама принялась уверять, что Сэсил не способен на такое, я почувствовала, как горло сжалось от ярости. Я все еще ощущала его руки, острие кинжала, а она все твердила, что это не Сэсил.
Ботолф взял ее за руку и спросил мягко:
– И что же ты сказала, маленькая?
– Слишком много. – Саксан набрала в грудь побольше воздуха и продолжила: – Я спросила, поверит ли она наконец, когда ее сын и его семья будут лежать мертвыми у ее ног, а Сэсил придет сюда, чтобы править, и руки его будут запятнаны нашей кровью. И еще я спросила, поверит ли она, если в качестве доказательства я преподнесу ей на блюде голову Сэсила, как голова Иоанна Крестителя была преподнесена Саломее.
– И что она ответила? – тихо спросил Ботолф.
– Она разрыдалась и убежала в свою комнату. Мне очень стыдно, Ботолф. Она не сделала мне ничего плохого, а я хлестала ее словами, как плетью. Леди Мери пришла помочь мне, утешить, а я так грубо с ней обошлась.
Граф притянул ее к себе и погладил по голове. Как бы ни жалел Ботолф свою мать, он не мог винить Саксан. Едва вырвавшись от Сэсила, она все еще находилась под впечатлением происшедшего, и слова свекрови, отрицающей вину Сэсила, было невозможно вынести. Будь Ботолф на месте Саксан, он, наверное, вел бы себя так же.
– Моя мать сама виновата во многом, – сказал он. – Она не хочет признать очевидное.
– Все равно это меня не оправдывает.
– Ты говорила правду, дорогая. Разве ты винишь своего дядю за боль, которую он причиняет ей тем, что они не вместе?
– Нет, но это не одно и то же.
– Почти. Эдрик не отворачивается от правды. Он поклялся лишить жизни того, кто старается отнять мою жизнь, и этот кто-то – Сэсил. Моя мать не может смириться с его клятвой, так как не хочет верить в виновность Сэсила. Таким образом, она отказывает себе в дружбе и любви, в которых, как я знаю, очень нуждается. Я тоже иногда выходил из себя и заставлял ее плакать, но чувство вины быстро проходило. Не мы доставляем ей боль, а Сэсил. Если бы я был на твоем месте, то вел бы себя не лучше. Клянусь.
– Ты не пойдешь к ней сейчас?
– Нет, я не могу ее успокоить. Клянусь бородой Спасителя, время для этого давно прошло. Если я отправлюсь к ней сейчас, она опять станет отрицать, что Сэсил – чудовище и… – граф потрогал рану на ее животе, – и твои слова покажутся вежливыми по сравнению с теми, что сорвутся с моего языка. Нет, сейчас не время говорить с ней. Она должна найти утешение для себя сама, если для нее есть какое-то утешение.
– Есть еще кое-что, о чем я должна поговорить с тобой, Ботолф, – неуверенно продолжала Саксан после нескольких минут молчания. – Это может быть важно.
– Я что, могу обнаружить девственниц, притаившихся по углам? – пошутил он, перебирая ее густые блестящие волосы.
– Нет. – Она засмеялась, потом спросила: – Как долго ты искал жену, Ботолф? Ты относился к этому не очень серьезно или ухаживал за многими женщинами?
– Странный вопрос.
– Пожалуйста, Ботолф, я спрашиваю не из ревности и не из любопытства. Я не хочу знать, кого ты обнимал до меня.
– Немногих, и очень недолго. И никого – так, как тебя. – Ботолф поцеловал жену, ругая себя за слабость, подсказавшую ему такие слова. Но от них невозможно удержаться, когда обнимаешь женщину, беременную твоим ребенком.
Когда уста их разомкнулись, Саксан пришлось сделать несколько глубоких вздохов, чтобы заглушить желание, которое он пробудил в ней.
– Пожалуйста, я не могу сохранять ясную голову, когда ты меня целуешь, а мой разум должен быть трезв. Ботолф, пожалуйста, ответь на мой вопрос.
Он пожал плечами:
– Все знали, что я должен жениться. Мне представляли многих дам, но… да, я относился к этому не очень серьезно. Фактически только Оделла могла считаться возможной претенденткой, но не думаю, чтобы я всерьез ухаживал за ней. Правильнее сказать, что я не отвергал, ее попыток привлечь мое внимание. Поэтому всем, и в первую очередь ей самой, она казалась наиболее вероятной кандидатурой.