Жила-была девочка, и звали ее Алёшка - читать онлайн книгу. Автор: Таня Танич cтр.№ 20

— Это мой сын! Видали? Это мой сын!

Валентина Михайловна подбирала мне на пляж смешные шляпки, чтобы уберечь от появления новых веснушек и задаривала солнцезащитными очками необычных форм и ярких расцветок. Со стороны мы выглядели, как благополучная, счастливейшая семья с двумя детьми. Это была полная идиллия.

Идиллия разбилась о реальность в вечер нашего возвращения домой. Еще не были распакованы чемоданы, как в коридоре зазвенел телефонный звонок. Виктор Игоревич, с расслабленной улыбкой подошедший к телефону, мгновенно изменился в лице.

— Да приехал. Нет, не слыхал. Да, я не смотрел телевизор! И радио сегодня не слушал! Имею я право отдохнуть от всего хоть две недели в го… Что!!? Хорошо. Скоро буду.

— Вы, оба, марш к себе, быстро! — свирепо скомандовал он, указывая пальцем на меня и сына. И уже открыв двери нашей комнаты, я услышала его слова:

— Беда, Валенька. В стране… нет, не могу поверить, это чертовщина какая-то… В стране переворот.

Так закончилось наше счастливое советское детство. Рушилась империя, старые порядки уходили в прошлое, а мы с Марком, смущенные и взволнованные, оказались на пороге нового этапа нашей жизни — отрочества.

Нам хотелось побыстрее перешагнуть через эту черту, мы остро чувствовали необратимость изменений. Но в то же время, едва уловимое чувство страха сдерживало нас от решительных шагов, и в будущее мы оба смотрели немного растерянно. Вокруг нас и с нами происходило слишком много перемен.

Первое время все было очень беспокойно. Моим основным местом жительства снова стал приют, к огромной радости тех самых завистников, которые все ждали, когда же меня поматросят и бросят. Виктору Игоревичу больше не было дела до игр в репутацию, а любые посторонние люди в доме его раздражали. Так я в очередной раз приняла для себя неутешительный факт: несмотря на все его красивые слова и подарки, я была и остаюсь для семьи Казариных всего лишь удобной игрушкой, посторонним, чужим человеком.

Но я не очень переживала, потому что никогда не строила воздушных замков по поводу этой внезапной так называемой родительской любви, а кроме того — Марк был рядом. Постоянно. Каждый день. Он просто ушел со мной жить в приют, неофициально, конечно, но наш добрейший детдомовский батька никогда не уважал канцелярскую возню и разрешил ему оставаться и ночевать на свободной койке в комнате для мальчиков. Оставался он практически каждую ночь, наведываясь домой лишь иногда, и принося мне оттуда свежие новости: Виктор Игоревич опять пришел под утро, очень нервный, Валентина Михайловна постоянно плачет, принимает новое успокоительное и разговаривает с соседями о продаже золота, а еще по дому тихо ползут слухи о возможной эмиграции.

— Но это невозможно, ты же знаешь. Я никуда без тебя не уеду, — упрямо встряхивая смоляными волосами, говорил он, и я ни на секунду не сомневалась в том, что это правда.

Так прошел целый год. Пока некогда самую большую и лучшую в мире страну разрывали на куски гражданские войны, народные волнения, бархатные или кровавые революции, мы с Марком продолжали жить, как раньше — посещая школу, выполняя домашние задания и проводя все свободное время только вместе. К двенадцати годам мы до такой степени срослись душами, что чувствовали себя одним существом, единым организмом, и часто я даже не знала, где заканчивается моя личность и начинается его. Я не могла точно сказать, кто из нас любит красный цвет, запах моря, или лежать на мягкой траве среди полевых цветов в тени деревьев.

Все это любили просто мы.

Окружающие тоже воспринимали нас, как одно целое и называли исключительно "эта парочка".

— Ну и куда опять провалилась эта парочка?

— Кто-нибудь видел эту парочку?

— Скажите этой парочке, что отбой через пять минут и корпус закрывается!

Уверенность в том, что всю дальнейшую жизнь мы проживем так же, как и сейчас, непременно вместе, не оставляла нас ни на секунду. Это было нечто само собой разумеющееся. Повзрослев, мы даже начали строить серьезные планы, с обсуждением важных деталей:

— Какого цвета будет крыша в нашем доме? — интересовалась я во время очередной вылазки на природу, лежа под раскидистым дубом и переплетая между собой длинные стебли одуванчиков, сооружая из них что-то похожее на венок.

— А какого ты хочешь? — деловито спрашивал Марк, приподнимаясь на локте, и срывая зеленый колосок.

— Я хочу красного.

— Отлично. Наш любимый цвет.

— А еще я хочу комнату на чердаке. И чтобы окно в ней было сверху. И чтобы она была белая и пустая, а ковер на полу — тоже белый. Комната без ничего. Я иногда буду приходить туда, ложиться на пол, смотреть, как плывут облака в небе, и отдыхать ото всех.

— Даже от меня? — сразу же вскидывался Марк.

— В первую очередь от тебя, зануда! — поддразнивала его я, набрасывая на темные волосы Марка свой растрёпанный ярко-желтый венок, а он делал вид, что сердится и толкал меня в ответ в шутливом гневе. Мы начинали со смехом бороться, катаясь по одеялу, Марк всегда милостиво разрешал себя "побеждать", поэтому я никогда не обижалась на него за эти расправы.

Но постепенно нам пришлось прекратить наши любимые детские потасовки. Детство осталось позади, мы росли, менялось наше тело, наши мысли и восприятие мира. Часто мы сами не успевали угнаться за этими изменениями, поэтому иногда случались моменты смущения, которые, впрочем, быстро преодолевались. Воспринимая друг друга как самое себя, мы просто пытались найти новый стиль поведения без утраты той драгоценной близости, которая была между нами. И в большинстве случаев нам это удавалось.

Когда я увидела, что Марк стал заметно напрягаться от моих хулиганских объятий или прикосновений, то перестала набрасываться на него сзади с криками: "Иго-го, вези меня, лошадка!" К тому же, такое бахвальство было простительно девчонке, но не молодой барышне. С огромным сожалением мне пришлось отказаться от привычки ерошить ему волосы и класть голову на колени, когда он сидел, а мне хотелось прилечь рядом. Теперь между нами вступил в силу закон неприкосновенности, и мы старались больше не дразнить друг друга, касаясь физически — каждый контакт был слишком волнующим, слишком неоднозначным.

Отношение ко мне повзрослевшего Марка стало еще более бережным и нежным. Я чувствовала себя хрустальной вазой, редким экспонатом, так яростно он оберегал меня от всего, что могло хотя бы ненадолго нарушить мое спокойствие. Марк не упускал ни одного случая открыть передо мной двери, подвинуть стул, защитить от сквозняка-ветра-дождя, не говоря уже о каких-то опасностях, исходящих от других людей, которые в большинстве случаев выискивались совершенно на пустом месте.

— Что он от тебя хотел? — ледяным тоном спрашивал он, указывая пальцем на случайного прохожего, спросившего меня, как пройти к очередному магазину или проспекту.

— Ой, а разве ты не знаешь? Это же страшный маньяк, его разыскивает милиция, и он спрашивал, где можно спрятать трупы! — поддразнивала его я, сдерживаясь, чтобы не щелкнуть по носу. — А еще он пообещал, что через полчаса вернется за мной! И за тобой тоже!