Жила-была девочка, и звали ее Алёшка - читать онлайн книгу. Автор: Таня Танич cтр.№ 155

— Личного нет, только рабочий. Да и то, он не со мной, — не понимая, к чему он клонит, ответила я.

— Тогда держи, — Марк протянул мне свою трубку.

Я растерянно уставилась на него.

— Держи-держи. Пусть будет при тебе. Не выпускай из рук даже на секунду. Будет дополнительная страховка. Я не хочу оставлять тебя в незнакомом месте совсем без связи. А так хотя бы смогу набрать с другого телефона. Все таки, эта ситуация… она не совсем нормальная.

— Да что ты говоришь?! Весь сегодняшний день — не совсем нормальный! — не смогла сдержать я нервический смешок. — Ну, иди. Иди уже. Не опаздывай еще больше!

Марк пристально смотрел на меня, и, казалось, боялся сделать первый шаг к выходу.

— Можешь считать меня дураком, но я боюсь оставлять тебя. Мне кажется, когда я вернусь, тебя здесь не будет. Несмотря на все эти смешные попытки контролировать ситуацию. Ты просто исчезнешь.

Мое веселое настроение как рукой сняло. Понимание того, что отголоски принятых когда-то решений не раз отзовутся нам в дне сегодняшнем, придало моему голосу максимум серьезности:

— Никогда этого не будет. Слышишь меня? Никогда, ни за что я больше добровольно не уйду из твоей жизни. Даже если будешь гнать — все равно не уйду. Не бойся. Иди, куда должен. Иначе я сейчас сама вытолкаю тебя взашей. Я не шучу, Марк. Иди уже!

— Все, понял. Ухожу. Не то ты совсем во мне разочаруешься, — он попытался сгладить шуткой мой крайне суровый тон. — Жди здесь. Я скоро.

Прежде, чем выйти из кафе, Марк еще пару раз оглянулся, будто бы пытаясь окончательно убедиться в том, что все в порядке и, наконец, решительно тряхнув головой, резко дернул дверь на себя и вышел.

Я осталась одна в пустом зале кафе, не считая изрядно смущенного "надзирателя", который тут же прискакал ко мне с меню и чашечкой кофе. Кофе я выпила залпом и заказала еще, а вот одна мысль о еде вызвала приступ тошноты. Эмоциональное напряжение все еще было слишком сильным.

— У вас курить можно? — поинтересовалась я у бармена, который следил за каждым моим движением и подбегал к столу в ответ на первый же вопросительный взгляд.

— Ну, вообще-то у нас курят на улице. Но вам туда нельзя, — решительным тоном заявил он, намереваясь отработать вознаграждение исправно, без халтуры.

— Вот как… — дав обещание Марку не двигаться с места, я почему-то не предполагала такие уж радикальные ограничения свободы. — А мне… А мне очень надо. Давайте, может, придумаем что-нибудь? Ну, очень надо, понимаете?

— Девушка, — устало заявил бармен. — Вы сами слышали, что сказал этот ваш… хозяин или охранник, или кто он вам там? На улицу — нельзя. Мне, в принципе, все равно, в какие ненормальные игры вы с ним играете, но вы сами согласились быть птичкой в клетке, так не подставляйте хотя бы меня. Я пообещал вас сторожить, но я не подписывался с вами бороться, если вдруг…

Продолжения его возмущенного монолога я уже не слышала. Сравнение с птичкой внезапно разбудило совершенно другие ассоциации, другие воспоминания, от которых я застыла, зажав рукой рот в приступе безмолвного ужаса.

Вадим. Это он шутливо называл меня птичкой, подтрунивая над моей бравадой, над попытками казаться смелой и отважной. Он провел меня за руку по пути от неоперившейся, самонадеянной первокурсницы до гордого звания публикующегося автора. Он не раз подставлял крепкое плечо, не позволяя сдаться в минуты, когда, казалось, я устала, крылья сломаны, и лететь дальше нет сил. Он был готов разделить со мной свою жизнь, свое сердце, построить общее будущее, одно на двоих, безоблачное и счастливое.

И это он остался один, в том зале, полном журналистов и гостей, брошенный, забытый мной в преддверие вечера, который должен быть стать только нашим.

Я зажмурилась, пытаясь спрятаться от безысходности, от понимания, насколько непредсказуема жизнь, насколько мало мы знаем себя. Ведь я была уверена, что влюблена в Вадима, но стоило Марку появиться из прошлого, и я вмиг забыла обо всем, что казалось важным в дне сегодняшнем.

Слишком мало общего имело горячее, густое, бегущее по венам вместо крови, чувство к Марку, с легкой, пьянящей, будто шампанское, эйфорией, охватывавшей меня при мыслях о Вадиме. И вот хмель выветрился, оставив после себя лишь тяжелый осадок и чувство стыда от того, что я натворила: обещала любовь, не будучи влюбленной, перепутав ее с романтической очарованностью.

Чувствуя, как на лбу выступают капельки пота и начинают дрожать руки, я смотрела на бармена, увлекшегося возмущенным изобличением наглости клиентов, и понимала: если сейчас же, немедленно, не смогу закурить, то встану и убью кого-нибудь. Да хотя бы его первого, зачем долго искать жертву?

— А потом приходят сюда и думают, что им все позволено, раз у них есть де… — поток его возмущения внезапно прервался, потому что, неожиданно для себя, я резко перегнулась через стол, схватила горе-проповедника за воротник и, притянув к себе, зашипела ему в лицо:

— Послушай ты, борец за справедливость! Раньше надо было кукарекать, до того, как решил на халяву подзаработать! А теперь поздно трепыхаться, если уж продался, то с потрохами, понял? И ты будешь делать то, что я тебе скажу, если надо — наденешь перья на голову и станешь танцевать на этом столе! Так что тащи сюда пепельницу и сигареты, иначе я сейчас звоню моему, как ты выразился, хозяину и говорю, что ты, наглый извращенец, пытался ко мне приставать и хватал своими погаными ручищами! И вот тогда у тебя действительно будут проблемы. Поверь, он вежливый только когда все идет так, как хочется ему. Ты видел его, да? Кровь на лице видел? Так это еще один камикадзе до тебя чуть было не забыл о своих обещаниях!

Умение убедительно соврать всегда выручало меня в сложные минуты.

Пару секунд бармен еще таращился на меня, видимо, осознавая свое положение и ожидая, когда я отпущу его. И как только это произошло, без лишних слов и возражений, направился в подсобку, вернувшись с пепельницей и зажигалкой.

— Сигареты, — мрачно приказала я, неожиданно наслаждаясь абсолютной властью. — И покрепче, — на столе тут же появилась пачка. — Теперь иди к себе, и не трогай меня больше. Я не хочу ни есть, ни пить, хочу, чтобы меня оставили в покое.

— Но, — вспоминая слова Марка о пристальном внимании, попытался возразить мой "охранник", — может быть, горячее или салатик? Или десерт?

— Еще слово о десерте — и я подожгу тебе одежду, — красноречиво щелкая зажигалкой, я жадно затянулась, после чего с наслаждением выпустила дым прямо в лицо незадачливому Иуде. — Или волосы. До чего дотянусь. Ты думаешь, тебя зря приставили меня сторожить? Как бы ни так. Сторожить — сторожи, но держись подальше, мой тебе совет. Я социально опасна. Это врач так сказал.

Видимо, последняя фраза прозвучала достаточно убедительно, потому что, скоренько испарившись к своему месту за стойкой, бармен предпочел следить за мной уже издалека, отвечая лишь неискренне-сочувствующей улыбкой, когда наши взгляды пересекались.