— Вы поступили с ними благородно, чего не скажешь о них в отношении вас.
Плезанс ничего не ответила.
— Впрочем, у мистера О'Дуна не было веских причин для молчания, — наконец произнесла она.
«Мелкая месть — вот что заставило его держать язык за зубами, — мрачно подумала она, но тут же попыталась переубедить себя. — Если бы он меня защищал, было бы только хуже».
— Он не ожидал, что его обвинения приведут к судебному разбирательству.
— Вот как? Однако меня арестовали благодаря его стараниям. Позвольте узнать, чем еще, кроме суда, могло все это закончиться?
— Вас могли вызволить ваши родители. О'Дун хотел всего лишь припугнуть вас и, возможно, уязвить вашу гордость. — Корбин покачал головой. — Но Данстаны ровным счетом ничего не сделали для вашего спасения, и мы все угодили в собственную ловушку. Дать делу обратный ход было уже невозможно.
Эти слова звучали убедительно, однако Плезанс не спешила им верить. Если бы Тирлох О'Дун не хотел доводить дело до суда, он не стал бы настаивать на ее аресте, тем более таком публичном. Его игра с самого начата была неоправданно жестока. Конечно, она провинилась перед ним, но не заслужила столь суровой мести. А теперь еще он потребовал, чтобы она целый год на него работала. Если бы он собирался просто немного ее проучить, то заплатил бы штраф и отпустил. В законе не говорилось, что она обязана отрабатывать долг, но О'Дун воспользовался своим правом потерпевшего и принудил ее к этому.
— По вашему лицу я вижу, что вы мне не верите. Не дайте обиде и гневу затуманить ваш рассудок, — посоветовал Корбин. — Тирлох О'Дун — хороший человек. Я знаю его с тех пор, как он приехал в здешние края.
— Он на целый год сделал меня своей рабыней, и вы ждете, что после этого я буду улыбаться?
Корбин вздохнул:
— Он спас вас от тюремного заключения и еще более жестокого публичного унижения.
— Что ж, посмотрим, насколько это ему удалось, — проговорила Плезанс. — Спасибо за ужин, мистер Маттиас.
Печально кивнув, Корбин встал и собрал со стола пустую посуду.
— Вы имеете полное право сердиться на него, но прошу вас, не усугубляйте ситуацию. Тирлох — человек благородный. Ему нужна женщина, которая поможет ему воспитывать его сестру. Может, он выбрал не самый лучший способ для ее поиска, но мне понятны его мотивы.
С этим она согласилась без колебаний и кивнула. Корбин ушел, и Плезанс тут же пожалела, что его нет рядом. Разговор с ним отвлек ее от мучительных мыслей и обид, роившихся в душе.
Она достала из потайного кармана плаща отмычку и задумчиво уставилась на нее. Она еще может бежать. Вот только куда? Натан говорил, что едет в Филадельфию, но, встретившись со своими дружками-контрабандистами, он мог отправиться куда угодно. И потом, у нее нет ни денег, ни одежды, ни еды, ни лошади. Да и кто согласится ей помочь?
Тяжело вздохнув, она вновь спрятала отмычку в карман и села. Нет, не стоит и пытаться. Мысль о побеге придавала ей сил во время тюремного заключения и судебного процесса, но сейчас Плезанс поняла: это была глупая затея. Она уедет в глухие дикие края, подальше от Вустера, где каждый считает ее почти прокаженной. Что ж, не так уж и плохо. Натан в конце концов найдет ее и поможет… Поразмыслив еще немного, она перестала бояться будущего и с надеждой подумала: «Скорей бы Тирлох О'Дун забрал меня к себе в услужение!»
Через два дня после суда Тирлох вошел в гостиную Корбина Маттиаса, сел в тяжелое дубовое кресло и с кривой усмешкой взглянул на друга.
— Я приехал за своей служанкой, — сказал он, вытягивая длинные ноги.
Корбин плеснул в две рюмки вина и сел напротив Тирлоха.
— Не называй ее служанкой, Тирлох. У нее есть гордость. К тому же она не заслуживает подобного унижения. Она поступила нехорошо, хоть и действовала из самых лучших побуждений, однако ее настигло слишком суровое наказание.
— Она даже не пыталась его избежать.
— Да. В сердце этой хрупкой женщины больше благородства и преданности, чем у всех ее родных и у Джона Мартина, вместе взятых. Я не считаю ее младшего брата Натана. Он еще не знает о том, что случилось с сестрой. А когда узнает, вряд ли от нее отвернется. Советую тебе не забывать об этом.
— Ты хочешь сказать, что в мою дверь в любой момент может постучать какой-то возмущенный сопляк?
— Это вполне вероятно. Послушай, Тирлох, может, все-таки не будешь брать ее себе в услужение на год?
— Нет, буду.
— Но с твоими деньгами ты мог бы нанять себе дюжину слуг.
— Здесь никто об этом не знает. А ты обещал молчать.
— И я держу свое слово, — заверил его Корбин, — хоть ты так и не объяснил мне причину такой секретности.
— Когда у меня впервые завелись деньги, я подумывал о женитьбе и искал себе невесту. Звон монет в моем кармане сделал меня весьма привлекательным женихом, но я по наивности полагал, что женщины восхищаются исключительно моими личными качествами. Одна из них вскоре доказала мне, как я был глуп и тщеславен. Я не разглядел ее истинной сути, не понял, что имею дело всего лишь с расчетливой лицемеркой. Прозрение было жестоким, но я вынес хороший урок: без денег я почти никому не интересен, а с деньгами привлекаю совсем не тот интерес, какой мне нужен.
— Не стоит озлобляться после одной неудачи.
— Я пережил одну крупную неудачу и дюжину мелких.
— Ну хорошо, держи в тайне свое богатство, но найми для своей сестры воспитательницу — женщину, которая поедет с тобой добровольно. Для этого не требуется слишком много денег. А Плезанс пусть останется здесь.
Тирлох подался вперед.
— И что с ней будет, если я оставлю ее здесь? Родные от нее отказались. Весь город считает ее воровкой. Она вернется через год, когда страсти улягутся и все понемногу забудется. Возможно, к тому времени правда выплывет наружу. — Он расслабленно откинулся на спинку кресла и отхлебнул вина. — Словом, ей будет лучше, если она поедет со мной.
— Да? И ты можешь поклясться, что не станешь претендовать на ее женскую честь? На Беркширских холмах зимы долгие и холодные, а она такая симпатичная крошка.
— Я думаю, ничего страшного не случится, даже если она будет спать со мной, Корбин. К тому же я беру ее к себе вовсе не для этого.
— Да, но ты обещал, что не притронешься к ней.
— Как ты сам сказал, на Беркширских холмах очень долгие и холодные зимы.
— Черт возьми, Тирлох! Я должен объявить эту девушку невиновной и освободить ее от наказания.
— Ты не можешь этого сделать — по той же причине, по которой я молчал на суде. Как только родные Плезанс свалили на нее всю вину, это стало только их семейным делом и нас уже не касается. Отказавшись защищаться, она задала нам всем совершенно определенную линию поведения. Да, она решила спасти этих неблагодарных болванов, членов своей семьи, но кто мы такие, чтобы ей мешать? Чтобы освободить ее от наказания, тебе придется замарать грязью остальных. Но она этого явно не хочет, потому и взвалила всю вину на свои хрупкие плечи. Ладно, пусть! Ей наверняка не понравится, если ты публично разоблачишь то, что она всеми силами пытается скрыть. Именно поэтому я не стал ничего говорить на суде.