— А что пишешь? — Лера, кажется, была рада немного сменить тему.
— Стихи к песне. Нам выступать скоро, а текста нет, — девушка тихо выдохнула, огляделась.
Валерия долго смотрела на нее, изучала.
— В тебе есть что-то странное, — сказала в итоге. — Я не могу понять, что. Я с таким не встречалась никогда, — она спустила ноги на каменный пол беседки, соскользнула на него, перехватила запястья Ани, развернув их так, чтобы оказались видны снова проступающие на тонкой коже знаки. — Ты связана с ними, этими стражниками. Связана с миром Морози. И тебя вроде как нет.
— Как нет? Вот же я, — в голове промелькнула шальная мысль, что новая знакомая может оказаться просто сумасшедшей.
Лера покачала головой.
— Ты вряд ли поймешь, пока сама не увидишь. За твоими плечами тайна, у нее женское лицо, — от этих слов по спине Анны пробежал тонкий холодок. — Светлые волосы, будто снегом припорошены, взгляд холодный и ведающий. — Девушка осторожно коснулась своих губ, в глазах плескался настороженный интерес. Рука скользнула по предплечью, от ключицы к локтю. Пальцы дотронулись до основания шеи, будто пытаясь ослабить невидимую удавку. Острое непонимание на дне серых глаз.
Анна, в отличие от собеседницы, понимала эти странные жесты: девушка-медиум показывала на своем теле спрятанные под одеждой Ани и уже горящие огнем проступающие раны.
— Кто ты? — Валерия тяжело посмотрела на Аню, перевела дыхание, в уголках глаз собрались слезы, скатились ломаными струйками по щекам.
Девушка с дредами неопределенно пожала плечами:
— Кто-то зовет Скраббл, по паспорту Аня Скворцова, — отозвалась девушка, понимая, что новая знакомая спрашивает не об этом. Та смотрела тяжело, пристально, будто взвешивая услышанное.
— Скраббл? Прикольно, — прошептала наконец. — Но знаешь, судя по тому, что я вижу, ты кто угодно, но только не Скраббл.
Шестая серия
1
Тимофей чувствовал себя неуютно, что так бесцеремонно вломился в чей-то отлаженный быт, но любопытство и желание разобраться щекотало ноздри. Он следовал за Борисом Аркадьевичем, лавируя между рассыпанными деталями детского конструктора. Историк зашел в кабинет — комнату с окнами, выходившими в сад. У стены притаился стол, заваленный распечатками и тетрадями, настольная лампа освещала старенький компьютер. Единственные украшения почти спартанского помещения: стеллажи с книгами от стены до стены и диван, когда-то бывший детской софой с ярко-синей обивкой.
Борис Аркадьевич взял со стола потрепанную самиздатовскую брошюру, раскрытую примерно посередине. Под ней расположился лист с распечаткой фотографии недавней находки Тимофея:
— Занятную вещицу вы мне привезли, молодой человек. Но прежде, вот это почитайте, — он протянул Тимофею брошюру, сам сел за стол, лицом к гостю.
Тим бегло прочитал описание орнамента некоего серебряного обручья — браслета, придерживающего длинные рукава средневекового платья. На полях — неразборчивые пометки карандашом рядом со словами «появление на широком щитке очень сложного, но устойчивого изображения системы волнистых, зигзагообразных и изогнутых полос, которые нельзя определить иначе, чем желание мастеров показать двуслойную природу небесных вод», «ромбический знак плодородия помещен на средней лопасти, от „водного треугольника“ к нему тянется прерывистая вертикальная линия из точек, очевидно, изображающая дождевую струю».
— Это что? — он поднял глаза на историка.
— Это? Описание украшения, найденного в пустом кургане, здесь, на Тамани. Особенность его такова, что обручье или широкий браслет, которым фиксировался длинный рукав, изготавливался, как вы понимаете, всегда парным. В захоронении найдено только одно украшение. Из сопровождавших захоронение надписей удалось выяснить, что оно принадлежит дочери воеводы Афанасия Ратши, Зарине. Что де дщерь любимую поглотила пучина морская, только вот это обручье вынесло приливом. Свидетелей гибели не было — потонул весь караван, шедший до Константинополя. Но упоминается злой рок.
Тимофей закрыл брошюру, вернул историку. Он не понял — что тут такого. Борис Аркадьевич, кажется, считал иначе и очень гордился своим открытием. Хуже было то, что, судя по выражению его лица, он был уверен, что и гость полностью разделяет эту радость.
— Господи, молодой человек! — воскликнул, наконец, директор музея. — Это же очевидно: вы нашли корабль, на котором, вероятно, находилась Зарина. И найденное вами украшение — как раз обручье — его пара покоилась в пустом кургане.
В подтверждение своих слов он перевернул страницу брошюры, ткнул пальцем в подслеповатое фото найденного в кургане обручья, на котором все-таки угадывался двойник украшения, найденного на дне Черного моря, и одновременно сунул под нос Тиму распечатку фотографии им же и поднятого со дна браслета.
— Ого, — удивился Тим, разложил распечатку и фото из брошюры: безошибочно угадывались похожие крепления, сложный рисунок из волнистых линий. Странно, но обоняние уловило сладковато-приторный запах прогорклого масла и горячего воска. Передернув плечом, парень сбросил наваждение. — А что еще известно об этой Зарине?
Борис Аркадьевич пожал плечами:
— Очень мало. Тысячу лет назад эти земли входили в состав довольно влиятельного Тмутараканского княжества…
— В которое всех опальных да безземельных ссылали? — не удержался Тимофей, неожиданно вспомнив параграф из школьного учебника.
Борис Аркадьевич усмехнулся:
— Вот люблю я вас, молодых и горячих. А ты сам подумай, каково значение было этих земель, если стольный Киев только при Ярославе Мудром обзавелся каменной крепостной стеной, а раскопки в Тмутаракани говорят о каменной кладке, сделанной еще во времена Юстиниана. То же в Керчи или, как его тогда называли, Корчеве. То же в Белой Веже, — он вздохнул. — Это все был древний укрепленный район, молодой человек. Своего рода цитадель Причерноморья! — историк многозначительно поднял к потолку указательный палец. — Стены под двадцать метров высотой, как считают археологи. Вкупе с местным ландшафтом: дельта Кубани тогда была разветвленная, после весеннего половодья оставались озера, которые к лету превращались в болота, — делали регион важнейшим форпостом Руси. Кстати, Тмутаракань называли Русским островом, потому что реки, озера и Керченский пролив. Арабы его Русской рекой называли, практически полностью отрезали эти земли от «материковых», — Борис Аркадьевич выразительно посмотрел на собеседника. — Тмутаракань торговала солью и рабами. Так что это были еще и довольно богатые, хоть и очень сложные, приграничные земли. В княжение Мстислава Владимировича, брата Ярослава Мудрого, значение Тмутаракани особенно возросло: Византия боролась с аланами и Грузией, а Мстислав оттягивал на себя силы их союзников — касогов. Детей у него было двое: сын, в крещении Евстафий, языческое имя не известно и дочь — Татьяна. Дочь он за сына побежденного касогского князя Редеди отдал. А сына едва не потерял в стычке с хазарами.