Оля откусила нитку.
— Жанн, это ты ко мне будешь записываться в очередь на платье, — поднявшись с колен, Ольга поправила кружева на корсете будущей звезды и повернулась.
Высокий худощавый парень стоял в дверях гримёрной.
Внутри неё что-то сладко дёрнулось и оборвалось.
— Артём Белецкий, — он манерно протянул руку, и манжет рубашки, задравшись, открыл татуировку вокруг запястья, в виде "инь" и "янь", сплетённых между собой.
— Ольга, — голос девушки дрогнул, когда она вкладывала свои пальцы в его тёплую ладонь.
— Валеева, будь осторожна! Белецкий — известный сердцеед и вообще, — Жанна наклонилась как можно ближе к Артёму, вытянув полные красные губы уточкой, — пожиратель молоденьких дев.
Артём, улыбаясь, внимательно оглядел Жанну и поправил грим у неё на лице.
— Готова, дева? — длинными пальцами провёл по тугим локонам. — Жанна, умоляю — текст! И поработай губами. У меня ощущение, что ты глотаешь окончания.
— Умеешь ты создать настроение, Белецкий! — Жанна передёрнула голыми плечами. — Оленька, с меня презент. Как я тебе?
— Блеск! — Оля, ещё раз оглядев своё творение, перекрестила Жанну. — С богом! Ни пуха, ни пера!
Актриса округлила глаза и помахала на них кончиками пальцев.
— Ну как тебя не любить, Валеева? Иди к чёрту! — шуршание кринолина в коридоре сопровождалось скороговоркой, произносимой глубоким контральто.
— Итак, — Артём приподнял бровь, — вы уже освободились?
— В смысле? — Оля с интересом посмотрела на Белецкого. — Сейчас я пойду в зал. Ни за что не пропущу «Ванину Ванини». Это моё первое произведение Стендаля, я в него всю душу вложила.
— Ну, вообще-то, это и первое произведение автора, — карие глаза Артёма улыбались.
— Разумеется, — девушка тряхнула светлыми волосами и почувствовала, что краснеет. — Я шила костюмы для Ванины и Пьетро Миссирилли. Главные герои, понимаете? Для меня это очень важно! Они мне снились почти каждую ночь последний месяц. Их образы, историческая достоверность, ткань, кружево! Боже, — Оля приложила пальцы к губам, останавливая себя. — Простите, Артём, я несу ерунду.
Белецкий, не отрываясь, глядел на Ольгу. На то, как быстро её ловкие руки складывают швейные принадлежности в бархатную сумочку. Как она склоняется к упавшему напёрстку, и её невысокая фигурка в пышной юбке в стиле 50-ых легко перегибается в тонкой талии, перехваченной красным ремешком. Отсутствие маникюра на аккуратных пальчиках. Полные, без следа помады, губы, глаза оттенка весенней листвы и роскошные белокурые волосы.
Артём взглянул на экран телефона.
— Незадача! Осталось пять минут. Сейчас речь мастера. Боюсь, в зал мы не успеем, — увидев разочарованный взгляд Ольги, поспешил её успокоить, — но мы сделаем проще, пойдём за кулисы. И, никому не помешаем!
— А можно? — девушка восторженно захлопала в ладоши. — Так даже лучше — вдруг кому-то потребуется моя помощь? — она потрясла сумочкой.
Артём задержал взгляд на обтянутой белой футболкой груди Ольги и, вдруг опомнившись, кивнул.
— Конечно! Но я надеюсь, что они отыграют и с оторванными пуговицами. Идите за мной.
Оля кинула подушку на диванчик в кухне и нажала кнопку электрического чайника. В старинном серванте покойной прабабушки Артёма тоненько зазвенел немецкий фарфор. Девушка подошла к окну и, отодвинув тяжёлую, в пол, штору, выглянула в окно.
Свет уличных фонарей практически сливался с предрассветной дымкой. Совсем скоро дворник немного повозит метлой в их тихом чистом дворе, и первый трамвай даст сигнал новому дню.
Оля дотянулась до форточки и покрутила шпингалет. Как же ей нравились эти старые деревянные рамы, неровные подоконники, отполированные временем, медные держатели для штор в виде львиных голов, намертво вкрученные в стену ещё во времена НЭПа, старинная золотая бахрома на тёмно-зелёном бархате и бронзовая люстра в сверкающих лепестках хрусталя Баккара.
Вот уже несколько месяцев девушка оставалась у Артёма на выходные. Всё произошло так естественно, словно кто-то свыше руководил процессом их сближения — небесный дирижёр или регулировщик человеческих жизней.
И великолепный Белецкий с его впечатляющей родословной, и эта квартира на Патриарших, полная вдохновения и призрачных иллюзий, вылизанный двор с вековым дубом в объятиях чугунной ограды — всё это расслабляло Олю, лишало собранности и защитных сил. Их встречи были тайными, что устраивало обоих. С вечера пятницы до вечера воскресения Оля обретала ощущение благополучной сытости и покоя, которые душа её требовала всё чаще и чаще.
Артём вёл себя так, что его не за что было упрекнуть. Разве можно упрекать в чём-то воздух, летний ливень, или бурлящий водопад? Белецкий был талантлив, любим и неуловим, как порыв ветра. Ему было необходимо возвращаться к себе домой, и чтобы Ольга ждала его там. Но Ольга, вместо того чтобы удерживать Белецкого рядом и заполнять собой всё пространство вокруг него, странным образом существовала параллельно, где-то в другой плоскости, накапливая солнечное тепло, чтобы при встрече обрушить на него тонну нежности и любви.
Насыпав в пузатую чашку заварку, Оля взяла чайник и прислушалась к себе.
Господи, нет ничего лучше вот такого раннего утра, когда не надо никуда спешить! Будет густой наваристый борщ на обед, свежий хрустящий багет и ведро сметаны из фермерского магазинчика. И Белецкий, наевшись, снова уснёт ненадолго, уткнувшись в её колени, и будет вздрагивать, когда Оля нечаянно заденет его волосы книгой. А потом они пойдут куда-нибудь по вечернему проспекту и счастливые вернутся домой, чтобы заснуть в объятиях друг друга.
«Чушка ты подзаборная!» — пронзительный визгливый голос в голове, как всегда, появился так внезапно, что рука дрогнула. Кипяток попал на поверхность стола, отчего она сразу потемнела и задышала паром. Оля поставила чайник и села на стул. Сердце заколотилось, слабость охватила всё тело. Она поморщилась, словно от зубной боли, и зажмурила глаза.
Ничего, надо просто расслабиться и не думать несколько минут. Вот так, почти получилось. Оля набрала воздух в лёгкие и задержала дыхание. Затем с шумом выдохнула. Голова закружилась, но сердце успокоилось и перестало прыгать, словно мячик для пинг-понга.
Девушка на цыпочках прошла в спальню. Поняв, что сон Артёма достаточно крепок, сняла с него второй ботинок. Подняла с пола пиджак и повесила его на спинку кресла. Расслабив узел, стащила галстук. Ворот белоснежной рубашки был испачкан помадой: с одной стороны ярко-красной, с другой — вишнёвого оттенка. Такое же вишнёвое пятно жирно блестело на лице Артёма ближе к шее. Оля брезгливо потёрла его ладонью, но Белецкий заворочался, недовольно бормоча, а потом, словно ребёнок, сложив ладони лодочкой под щёку, уютно устроился на боку. Оля взглянула на старинные часы, тикавшие в углу комнаты. Подумав, забрала мобильный телефон Артёма с собой. Накрыв Белецкого шерстяным покрывалом, она так же тихо вернулась на кухню.