Кем?
Тут и начинается самое интересное.
Держать специальную похоронную команду на каждом этапе - дорого. Солдаты не для того поставлены. Чиновник?
Ага, это шутка такая. Чиновник с лопатой. Типа древнего зверя-дракона, все слышали, но чтобы увидеть? Это вряд ли.
Поэтому хоронят каторжанина его товарищи по несчастью. Копают яму, опускают его туда, засыпают землей - и уходят дальше по этапу. Естественно, или раньше поднимаясь для этого, или потом задерживаясь в пути, так что и каторжане недовольны.
Дмитрий на тот момент горел в бреду, и было ясно, что день, может два...
Тащить его с собой? Ну уж - нет! Телеги с лошадьми для людей предназначены, не для осужденных. Оставлять на пару дней на этапе? В избе?
А люди как рядом с этим будут? А потому...
Выдал на следующий день чиновник справку, взяли бедолагу Дмитрия, еще пока живого... полуживого, почти мертвого, положили в яму - и даже землей забросали.
Мужчине повезло дважды.
Первое - у него как раз был кризис. Оттого и трепало его не на шутку, оттого и лежал он, что твой покойник. И кто поумнее мог бы обмануться, не то, что фельдшер, которому давно уж плевать было на всех каторжан. Сдох?
Вот и ладненько, и пусть его...
Второе - каторжане не стали его закапывать глубоко. Но тут понятно, кому ж охота возиться. Да и закапывали...
Так, землей присыпали - и хватит. Сам подохнет.
Дмитрий бы, безусловно, помер. Вмешался случай.
Валежный ехал именно по Кареевскому тракту. И - из песни слова не выкинешь. Захотелось ему до ветру. Но когда ты устраиваешься поудобнее, и понимаешь, что под тобой кто-то стонет...
Вот как хотите - это был самый критический момент в карьере бравого генерала.
Он не опозорился. Хотя и мог бы.
Вместо этого он натянул штаны - и принялся раскапывать плохо зарытую могилу прямо руками. Зачем?
А кто бы на его месте поступил иначе, слыша стоны? Просто - кто?!
Дмитрия он достал. Понял, что каторжанин, поди тут, не пойми - след от кандалов пропечатался четко, еще и сейчас было видно. А уж тогда-то...
Кровавые язвы - и опарыши в ране. И земля, и... чудом не было гнили. Чудом Дмитрий не лишился ни одной из конечностей.
Валежный и сам бы не ответил, зачем он потащил с сбой этот полуживой труп. Но потащил же!
И раны промыл, и обработал, как мог, и выхаживал...
Знал, что это бомбист. Все знал. Но...
Сам он не мог быть мразью. И раз уж начал... если их связали дороги - так тому и быть.
Дмитрий выжил.
Постепенно встал на ноги, на это ушел почти год, достал себе новые документы, вернулся к прежнему ремеслу. Но - из уважения к Валежному, сделал это с поставленными условиями.
Первое - не в Русине.
Второе - бери любые заказы, но пусть при этом не страдают женщины и дети.
Валежный понимал, что гарантия сомнительная, что такой человек, как Ромашкин - убивал, убивает и будет убивать, что мало ему еще было за все его грехи, но...
Хелла проложила дорогу.
Сейчас Валежный приехал к старому... другу?
Приятелю?
Брату?
Он не знал, как назвать человека, которому дал жизнь. Спас жизнь, фактически дал вторую, сам выходил... считай - сын? Ирония судьбы, но ведь так оно и есть. И сидели они друг напротив друга, и пытался Валежный себя переломить - и не мог.
А вот Дмитрий...
- Плохо дело?
- Плохо, - честно ответил Антон. - Если ничего не сделать, нас порвут на части. Борхум оторвет себе кусок, Лионесс, Ламермур, а на остатках некогда великой империи будут пировать освобожденцы.
- Коллеги, можно сказать, - ехидно оскалился Дмитрий. - я даже подумываю присоединиться.
- Учитывая твои заслуги, место в правительстве тебе обеспечено, - огрызнулся Валежный. - То есть в центральном комитете.
- И мне нельзя будет никого взрывать. Такая скука...
Дмитрий явно насмешничал.
Он все видел. Видел, как тяжело на душе у Валежного, видел...
А что тут сделаешь?
Ничего.
Вообще ничего. Или...?
- У меня к тебе будет просьба, Дмитрий, - тихо, но твердо произнес Валежный.
- Слушаю?
- Борхум. Я хочу, чтобы ты поработал там. По специальности. Условия те же. Мирное население по возможности не трогать. Женщин, детей... А вот штабы, склады, транспортные коммуникации, заводы - и прочее подобное, прошу без всякой жалости. И не забывай про воззвания и лозунги! Ты же за идею воюешь... за мою...
Такого Дмитрий не ожидал. Может быть, несколько акций в Звенигороде, может... но чтобы - так?
- Антон, я...
Куда и позерство делось.
- У меня есть некоторые сбережения. Вот название банка и номер счета. Бери сколько надо, хоть все. Но мне хочется, чтобы этой зимой в Борхуме растаял лед. И - покраснел.
Некоторое время Дмитрий молчал.
- Ты понимаешь, о чем ты просишь?
- Да, - кивнул Валежный. - Мы не сможем драться на два фронта. У меня есть верные мне части, но если я сниму их с границы - Борхум ударит. И Лионесс с Ламермуром не преминут откусить кусочек. А вот если у них начнутся проблемы...
Дмитрий медленно кивнул.
- Начнутся. Если ты пожелаешь - начнутся.
- Я прошу тебя. Я понимаю, что это... что грех будет на моей душе, не на твоей.
Дмитрий качнул головой. Положил свою руку поверх руки Валежного.
Странно это выглядело.
Сын крестьянина. Рука, что лопата, в мозолях, с короткими пальцами, обломанными ногтями - отродясь Валежный не смотрел за маникюром!
И рядом рука тора. Да, Дмитрий был благородного происхождения.
Узкая кость, тонкие пальцы с ухоженными ногтями, белоснежная манжета прячет след от кандалов на запястье...
И все же это руки друзей. А в чем-то и больше, нежели просто друзей.
- Я выполню твой заказ, Антон. - И не надо денег.
- Дмитрий, - надавил голосом Антон. - Не хочешь за работу - возьми на расходы.
- Хм... если только так. Хорошему клиенту - скидка.
Валежный криво ухмыльнулся.
- Берешься?
- Да. Этой зимой Борхум захлебнется в крови. Мое слово.
- Спасибо тебе... брат.
- У Хеллы снежинками сочтемся, брат.
Мужчины понимали, что Валежный сейчас фактически приговаривал себя. Он никогда себе такого не простит. Но...