Анна прикрыла глаза и попробовала еще раз.
- Папенька, неужели вы не видите, к чему идет дело? Сначала нас согласились отпустить и даже предоставили поезд, чтобы добраться до побережья. Потом выяснилось, что тетушка Элоиза нас не примет, и мы задержались на неделю. Потом мы решили уехать в Ламермур, но выяснилось, что на путях идет ремонт. И вот, в результате мы здесь, в Ильменске, и никто о нас не знает. Сюда даже почта не доходит... мы в полной ИХ власти.
Петер ласково погладил дочку по каштановым кудрям.
- Аннушка, не переживай. Нам ведь все объяснили...
- Папенька, им нельзя верить! Умоляю...
Скрипнула дверь часовни.
Анна обернулась - и с одного взгляда поняла - поздно.
Непоправимо поздно.
***
На пороге часовни стояли двое молодых людей. Обоих она знала, к обоим привыкла. Оба давно уже были среди их охраны... назовем вещи своими именами - сторожей. Конвоя...
Этих людей волновала не безопасность императорской семьи.
Их волновало, чтобы никто не сбежал, Анна это отчетливо понимала...
Обычно они были...
Нет.
Сейчас они были другими. Словно в них какая-то пружина сжалась. Словно...
- Пройдемте с нами, жом Петер.
Отец поднял брови.
- Что случилось? Обычно...
- Пройдемте, - повторил еще суше второй, тот, который постарше.
Более молодой, Анна даже знала - его зовут Дима, слышала в разговорах, посмотрел на нее - и отвел глаза.
Словно...
Словно ему было и стыдно, и больно, и сделать он ничего не мог...
Анна прикусила губу так, что ощутила во рту вкус собственной крови.
Неужели?
Неужели - конец!?
- Папенька, я боюсь...
Прильнуть к груди отца.
Она слабая, она хрупкая, она в слезах... и никто не замечает, что из-за пояса отца к ней в руку перекочевал парадный кортик. А там и исчез в складках платья.
Даже отец ничего не сказал. Видимо, растерялся.
А Анну словно какая-то сила вела.
Смерть?
Так хоть не овцой на бойне!
Ей нельзя умирать, нельзя...
Именно ей нельзя, но...
В доме они обнаружили всех родных, собранных в одной комнате. Анна прикусила губу.
Да, похоже...
Вот маман, недовольная - ее оторвали от вышивания. Вот Диди, вот Нини, Мими и Эсси. Растерянные, не верящие в худшее, и...
А вот и новые действующие лица.
Мужчина средних лет, с серым, невыразительным лицом, сидящий в кресле.
Полноватый, волосы острижены под горшок, усы щеточкой... лицо лавочника или аптекаря. Лицо совершенно обычного человека, по которому скользнешь взглядом - и не обратишь внимания.
Если бы не глаза.
Они у него светло-карие, и такие...
Анна не сразу подобрала определение.
Такие глаза бывают у человека, которому все равно - убивать или нет. Он будет копать землю и резать людей с одинаковым выражением лица, он не различает.
Он даже не чудовище...
Бывают монстры, а бывают...
Бездушные.
Страшная сказка, рассказанная на ночь.
Бездушный, да...
- Для чего вы побеспокоили нас, жом...
- Жом Хваткий. Можете называть меня так, - откликнулся мужчина из кресла, не выказывая желания встать даже из вежливости. Маменька кривилась от такого нарушения всех правил, но пока еще молчала. - Я прибыл сюда, жом Воронов, чтобы сообщить вам о принятом Союзом Освобождения решении.
- Решении?
- В отношении вашей судьбы, жом Воронов.
- Слушаю вас?
Голос отца не дрожал.
А вот Анна...
Анна украдкой оглядывалась, но выхода не видела.
Они все в одной комнате, двери заперты, рядом с ними стоят солдаты, вооруженные, и снаружи, наверняка, тоже.
Ах, было бы у нее оружие!
Анна ненавидела охоту, но здесь и сейчас, она бы выстрелила в любого, кто встанет между ней и свободой.
Раньше надо было думать, дуреха!
Не полагаться на отца, на мать, не ждать милости от подонков, а решать самой... неужели вся ее решимость осталась там, в Звенигороде?
Дура, дважды и трижды дура!
Мужчина встал из кресла, медленно прошелся по комнате. И Анна видела - он наслаждается своей властью. Он счастлив... от чего?!
Ответ она знала слишком хорошо. Только признаться себе боялась.
Мужчина достал лист бумаги, вгляделся.
- Союз Освобождения постановил, что жом Воронов и его семья виновны в преступлениях против народа Русины. Волей народа жом Воронов, а также все члены его семьи приговариваются к смертной казни через расстрел.
Петер медленно поднял руку ко рту...
- Но за что!? Мы же все отдали...
Мужчина оскалился.
- Так-таки все?! А кто ответит за тех людей, в смерти которых ты виновен? Кто?!
- Я.... Была война!
- тобой развязанная и тобой проигранная, ты, ничтожество...
Петер словно съеживался на глазах.
- Но... вы не можете! - подала голос Аделина. - Небеса вас покарают!
- Я бы тебя ..., - грубое слово заставило Анну поежиться - и отступить к стене. Потянуть за собой оказавшуюся рядом Нини. Хоть кого закрыть... - Да брезгую, ... и ...!
Аделина побелела, как мел.
- Мразь!
- Детей хотя бы пощадите! - умоляюще произнес Петер. - Это же дети!
- Такие же мрази, как и ты! - рявкнул мужчина. - Хорош, жомы! Кончаем этих!
Анна толкнула Нини к стене, загораживая собой.
Она еще успела увидеть, как вскидывают оружие мужчины, как неправдоподобно медленно летят пули, а потом нечто ударило ее с дикой силой в живот, отбросило на Нини, выбило дыхание и сознание...
И в последнюю свою секунду она думала не о себе.
Единственной ее мыслью было:
Мне нельзя уходить!!! Кровью и плотью, жизнью и смертью, душой и посмертием... я все отдам тому, кто защитит моего сына!
Вне времен и миров
Яна открыла глаза.
Я что - жива?
А как?
Впрочем, долго радоваться неожиданному подарку судьбы, она не собиралась. Перевернулась набок и попробовала встать.