Я жадно разглядывала его лицо, не находя в себе сил подойти ближе или прикоснуться к нему. Он не дышал. Сердце не билось. Я слышала это совершенно отчетливо. И эта тишина оглушала меня. Как же так?
"Тебе надо коснуться его", — сказал Каа'Лим, отгоняя подбирающуюся панику.
— Зачем? Он же мертв… Она вернула мне его тело… все было враньём, — забормотала я, пытаясь вновь научиться дышать.
"Не просто коснуться, а стать той, кем сделала Она тебя", — его невероятно яркие желтые глаза смотрели на меня так, будто он говорил совершенно понятные истины, а я никак не могла сообразить столь очевидных вещей.
— Проводником… — неуверенно сказала я и тут же решительно подошла к постели, где лежало бездыханное тело брата. — Я не знаю как…
"Думаю, знаешь. И, Она была уверена в том, что ты поймешь, как именно. Просто доверься себе. С Самаилом же ты смогла".
Когда мои ладони коснулись его обнаженных предплечий, я и не ожидала, что мои руки будут так дрожать. Он был не просто холодным — его тело, казалось, было соткано изо льда. Этот потусторонний холод окутал мои запястья, стремясь все выше, к самому сердцу.
— Я хочу, чтобы все было сделано сегодня, — повернувшись к Каа'Лиму, сказала я. — Нам понадобится помощь Лео. Найди его, пока меня не будет.
Дэйург лишь серьёзно кивнул, а после сказал то, что я ждала от него.
"У меня все готово так, как ты и просила. Проблем не возникнет. Я свяжусь с Тарием, он тоже все сделает".
Я слабо улыбнулась в ответ. Я знала к чему иду, и как бы больно мне не было, я сделаю так, как должно.
Закрыв глаза и отстранившись от всего происходящего вокруг, я глубоко вдохнула, воскрешая в памяти дивный аромат цветущих яблонь. Такой тонкий нежный флер обволакивает пространство вокруг меня, сочные ноты дурманят и словно зовут за собой, превращаясь из простого запаха в невидимый глазу путь. Он уведет меня за собой к той ограде из давно сгоревших бревен, проводит сквозь сад, где уже давно созрели ярко-алые сочные плоды. И я пойду за ним к огромному белоснежному дому, что утопает в золотых солнечных лучах. Мне не придется входить в этот дом, потому как его хозяин уже ждёт меня на широком крыльце.
При жизни Ким так любил модную одежду, пошитую лучшими мастерами Ирэми, а сейчас на нем простая белая рубаха и штаны, ноги его босы, а волосы в беспорядке рассыпаны по плечам. Ким стоит на самой верхней ступени и со странной теплой улыбкой смотрит на меня.
Я не решаюсь подняться к нему. Его мир затягивает, заставляя забыть, кто ты и зачем здесь.
Потому я лишь открываю ему свои объятия. Я помню, зачем я здесь. Я всё ещё знаю…
В этом мире на мне легкое белоснежное платье, мои волосы серебром струятся по спине и так хочется забыть обо всем и просто остаться здесь, поддаваясь легкости солнечного утра. Но я помню, зачем я здесь. Я знаю… и я зову его. Всем своим естеством притягивая к себе.
Происходящее кажется Киму забавной игрой, он легко пожимает плечами и, не спеша, шаг за шагом, спускается ко мне, чтобы уже не раздумывая более ни секунды, оказаться в моих объятиях…
Я очнулась. Жадно хватая ртом воздух. На выдохе мое дыхание вырывается облачком пара. Всё окружающее пространство покрылось тонкой корочкой льда. Так холодно… Но самым странным было то, как жгло мою спину — будто внутри меня было нечто, ищущее выхода во внешний мир. Это нечто пульсировало и рвалось наружу. Единственное верное, что я должна была сделать, я уже знала, на каком-то внутреннем уровне.
Я наклонилась к мертвенно-бледным губам брата, глубоко вдохнула и представила, как выпущу то, что принесла с собой в этот мир. Словно отдавая частицу себя я выдохнула в бесцветные губы Кима, наблюдая за тем, как крошечная голубая искра покидает меня, чтобы соскользнуть в приоткрытые губы брата.
Всего несколько бесконечно долгих секунд не происходило ровным счетом ничего. Казалось, я перестала существовать в этой реальности. Всё мое существо могло быть сосредоточено лишь на его белом, как мел, лице, прикрытых глазах и бескровных губах. Я ожидала хотя бы чего-то, любого подтверждения, что я все сделала правильно!
И когда, наконец, прерывистый вдох послышался в тишине комнаты, сама я на мгновенье разучилась дышать.
Первые робкие толчки сердца.
Легкий румянец на доселе бескровных щеках.
Казалось, внутри меня заработал неведомый механизм, отсчитывающий секунды до того момента, когда я смогу наконец окунуться в омут карих глаз.
Ресницы нервно задрожали, и уже спустя секунду глаза распахнулись, чтобы тут же сощуриться даже от полумрака, царящего в комнате и приносящий ощутимый дискомфорт.
Я смотрела на брата во все глаза, не решаясь пошевелиться, чтобы ненароком не выдать своё присутствие. Каким он вернулся? Какими будут его первые слова? Вспомнит ли он что-то из того, что с ним произошло?
Хотя важно ли это?
Уже нет.
Мне не пришлось долго ждать ответа на первый вопрос.
— Г-где я? — осипшим голосом попытался сказать он. Казалось, он осматривается вокруг, но никак неможет сфокусировать взгляд на чем-то конкретном.
Дрожащими руками прикоснулась к его запястью. Должно быть, это сильно испугало его, потому как он замер и перевел взгляд, наполненный непониманием и страхом, на меня. Эмоции, что отражались в таких знакомых и родных глазах были столь мне знакомы, что я без труда могла читать все то, что он сейчас чувствует — растерянность, непонимание, осознание, а после…
— Как же так? — тихо прошептал он, и, нервно облизнув губы и тяжело сглотнув, попытался заговорить вновь. — Я помню, как… умер? — полувопросительно произнес он, заглядывая мне в глаза.
Моя рука замерла на его запястье. Как взглянуть в его глаза и сказать обо всем?
— Так и было, — тем не менее, тихо ответила я. — Но сейчас ты жив, и это главное, — попыталась улыбнуться я.
— Как?
Мы проговорили несколько часов, и неизвестно для кого этот разговор был важнее — для меня или для Кима. Я чувствовала острую потребность рассказать ему все. Побыть ещё немного рядом. Теперь, когда он вернулся и у меня остались последние крохи того времени, где я и он все ещё брат и сестра. Где у меня есть семья, которую я так долго ждала. Я рассказала ему обо всем, что произошло со мной за последние полгода. О том, как вышло, что он вновь вернулся ко мне… — И, что же теперь? Я ведь не смогу вернуться в МАМ, так?
— Нет, — отрицательно качнув головой, ответила я. — У тебя больше нет дара.
Наверное, именно мои последние слова ударили по нему сильнее всего. Его ресницы задрожали, и, когда он устало прикрыл веки, по щеке заскользила одинокая слеза.
— Но… — тяжело сглотнув, пробормотал он, — ведь можно что-то сделать? М? Быть может, ты смогла бы вновь ненадолго привязать меня к себе и тогда, со временем, я мог бы…