Пустая Земля - читать онлайн книгу. Автор: Лана Лэй cтр.№ 54

Я сделал шаг вперед и случилось то, что я ожидал еще меньше, — она улыбнулась. Той робкой бесхитростной улыбкой, которая сделала ее сходство с маленькой Сайной почти полным. Не понимаю, как дальше произошло то, что я никак не мог предугадать от самого себя. Никак иначе опутало наваждение… Разыгравшееся воображение, будь оно неладно, спящее во время смертельной угрозы рядом с ашером, сейчас дало сбой, туманя мой разум желаемой картиной.

Совершенно не помня себя и не соображая, что делаю, я резко потянулся рукой и сдернул шлем, за доли секунды до этого наблюдая мелькнувший в глазах чужой страх или даже первобытный ужас. Но было уже поздно… Все спуталось в моей голове. Я и сейчас не смогу дать точный ответ, зачем я это сделал. Сознание провалилось в сладкий туман, рождая несбыточные надежды.

На деле случилось так, как и должно было быть. Реальность не обмануть.

Лицо девчонки моментально исказилось, не в силах скрыть истинные эмоции. Волна едкого ужаса в ее глазах сменилась на не менее разрушительное боязливое отвращение, пробежавшее волной по ее губам. Она отступила, явно пытаясь справиться с нахлынувшими чувствами, вызывая внутри меня растущее разочарование. Я словно бы стал испытывать эмоции из того же самого прошлого, хотя мое сознание продолжало оставаться пустым.

Да и какой реакции я мог от нее ждать? Воображение, имеющее корни в детстве, завело меня в дебри предательского наваждения. Словно продолжая надеяться на что-то, я подошел, поднимая ее лицо к себе, ловя убегающий взгляд и пытаясь найти там отголоски радости, мелькнувшей при нашей встрече. А может вовсе и не было этой радости, я просто спутал девчонку с Сайной, на миг, но мне хотелось вспомнить сестру. Слишком давно не видел нормальных женщин в платьях, вот воображение и выделывает разные трюки.

Девчонка смотрела, на удивление, прямо, но мне хотелось проверить свою теорию до конца, обнаружить то самое гнилое и лживое нутро, что я так долго искал в ней. И я его нашел. Я опустил голову, желая ощутить на своей коже нечто отличное от шлемных скоб. Чужая вздрогнула, борясь с собой, а затем резко отвернулась, не оставляя мне шанса даже на миг почувствовать себя прежним. Собой.

Жизнь безвозвратна. Самые большие монстры родятся в нашем воображении, в наших идеалах и желаниях.

Я не исключение…

Также, как и все, я был готов наложить на видимый мир цветную пленку, путающую сознание бессмысленными мечтами. Правда была лишь в том, что я скучал по своим родным и девчонке каким-то образом удалось всколыхнуть пепел прошлого.

Но расплата была неминуема и я сразу поплатился за свою мимолетную слабость. Чужая моментально продемонстрировала все свое отвращение от меня и моей изувеченной внешности.

Я давно перестал что-либо ощущать из-за типичной реакции окружающих, которым удалось увидеть мое лицо. Какая, к ашеру, разница, что думают подчинившиеся мне? Меня, моего нутра, давно уже нет. На его месте — пустота, зыбучие пески, готовые затянуть любого, кто встанет на моем пути. Но шлем я все же носил, чтобы каждый раз не отвлекаться на лицезрение немого страха, почти такого же, что показала чужая. Нет смысла снижать боевые навыки солдат, приводя их в ступор своим внешним видом и манерой говорить без движения губ.

Таким я стал еще тогда… в то роковое утро на Катарии. Я долго медлил, не в силах покинуть тела матери и сестры, и блуждающий огонь успел захватить слишком большую площадь дома. Пришлось бежать сквозь синие языки и прыгать в горящее нутро нижнего этажа. Иногда я жалею, что не погиб тогда сразу, вместе со всеми. Но потом сожаление проходит, и я ощущаю лишь ее, жгучую потребность все расставить по своим местам. Добиться справедливости. Тем более, у меня это хорошо выходит…

Ожог тканей лица был слишком силен, справиться с дикой болью помог снег и подоспевшие выжившие, после введенных лекарств я провалялся без сознания несколько недель. А когда очнулся — не узнал себя. Восстановительная медицина была направлена лишь на сохранение жизни, а не на реставрацию красот.

Лицо, взиравшее на меня из зеркала, было похоже на помесь объедков, которыми кормили сторожевых абакенов. Рваные швы, бугры и провалы, куски тканей, словно несовместимые друг с другом, кривыми полотнами срастались на моем лице, превращая его в невообразимое тошнотворное месиво. Боль от увиденного придала мне сил и решимости. Свой первый шлем я надел еще тогда…

Стоило набрать силу и завоевать авторитет, и уже лучшие врачи колдовали над моим безобразным лицом, собирая и реставрируя его по малейшим крупицам, моделируя по костям черепа то, что когда-то было мной до разразившейся катастрофы. Новейшие технологии, бесцветные и прочные нити сфонтакса совершили невероятное — микрохирургам удалось реконструировать мои черты почти в точности.

Нельзя было учесть лишь одно. Они обозначили это как "дефицит информации о нервных связях". Оказалось возможным восстановить кожу и мягкие ткани, но вот вернуть проигрывание настоящих эмоций науке оказалось не под силу. Я помню, как мялся и вздрагивал ведущий врач, стараясь объяснить свое бессилие. Он не мог воссоздать верную иннервацию в моих мышцах, связи оказались настолько тонки, что любое вмешательство могло лишь ухудшить проблему.

Я злился и требовал делать попытки раз за разом, но все, что они смогли — лишь воссоздать мои эмоции незадолго до того, как пламя сожрало мою плоть. Именно так гнев и презрение навеки поселились на моем лице. Что ж… довольно верные для меня эмоции, которые я теперь почти не ощущал.

Врач толковал лишь про один возможный способ вернуть прежнюю подвижность мышцам. Я не верил в него и лишь старался ухмыльнуться… внутри. Мышцы рта были столь крепки и неподвижны, словно их сковал пожизненный спазм.

Необходимо было заново научиться испытывать эмоции, нарастив новые нервные связи, подавляющие прежние. Немыслимая комбинация, шансов практически нет. Да и какие эмоции могут быть у того, у кого огонь выжег прежде всего все внутри, превращая в пепел и сухой песок самую сердцевину и суть? Разве мертвое, иссушенное дерево получает когда-либо второй шанс на жизнь? Оно лишь стоит, как безжизненный истукан, пока ветер и зной окончательно не превратит его основание в труху и пыль.

Я развернул девчонку, приказывая ей смотреть в окно. Все равно другого подходящего применения ей не было. А в это время в моей голове всплывала давняя история, которую мать любила рассказывать нам с Сайной. Старая, древняя сказка, чудом дожившая до нас с незапамятных времен. Щелкунчик — вот как она называлась. Такой же уродливый, большеротый и неподвижный, годный лишь для того, чтобы ломать слишком твердую скорлупу орехов. Вот и я был таким… щелкунчиком.

Близость с чужой подарила лишь мимолетное удовольствие, оставляя яд горечи внутри. Что-то беззвучно грызло сознание, я никак не мог уловить, что. Я ошибался, лицезрев девчонку на фоне фиолетовой планеты. Вся эта красота была обманчивой, отравляющей, рождающей ненужные фантазии. И девица была под стать планеты, такая же красивая, как и едкая внутри. Я сейчас это точно понял. Даже уродливые ашеры не были столь лицемерны.