– Продолжим студенты, новый заголовок «Запретные заклятия второго – пятого уровня». За их применение без лицензии назначают срок от трех до восьми лет с лишением магии или ограничением ее действия после выхода на свободу, – Керон принялся расхаживать между рядами, проверяя, правильно ли мы записываем столь ценную информацию. – Эти заклятия, так или иначе, затрагивают человеческие ценности, облик, его разум, свободу и волю. Нельзя применять заклятия вечной любви, помрачнения рассудка, подчинения. Подобные заклинания используются при создании зелий, артефактов или при проведении ритуалов. Также империей запрещено воссоздание аур умерших или их копирование, особенно с привязкой к ауре живого человека. Нарушение карается сроком в пять лет. Нельзя синтезировать с помощи магии ткани и проводить ритуалы по насыщению жизни умершего тела или прототипа создания – за это грозит срок до восьми лет, при групповом нарушении – десять. За сокрытие данных преступлений назначают три года в общей тюрьме. Кера Софи, почему вы не пишите? Что-то не ясно?
Да нет, более чем ясно… теперь. Кажется, утром наивно полагала, если ты в за…затруднительном положении, то хуже уже не станет. Глупости, зря сомневалась в себе и во влюбленных девушках! Я практически ничего не имела против воздыхания по Диркану, а после разговора с Эллой даже нашла плюсы, но ведь члены клуба почитателей сладкого, насколько я поняла теперь, решили это сладкое приготовить! Тьфу, то есть создать точную копию Аркона. Тот манекен, поражавший своей точностью, должны были оживить! Я прекрасно помню настоящие волосы, явно магически скопированные по образцу, бархатную кожу как у живого человека, помню странные разговоры про ауру, которую несут личные вещи, и про главное правило клуба – никто не должен знать о том, что творится за закрытыми дверями. Они… то есть мы будем оживлять клона Диркана!
Как мне дальше писать, когда я осознала себя преступницей?! Передо мной стоит уважаемый маг, а я едва вывожу цифры в столбик под бдительный взором Керона, который даже не представляет, что происходит у меня в голове. Осталось только сложить цифры, чтобы окончательно себя добить.
– Сколько за сокрытие?
– Три года, кера Софи.
Два по пять плюс десять и три. Итого двадцать три года в тюрьме. Это я родителям ни в одном письме не объясню. Магический единорог, верни меня обратно, попрошу прощения у физика Кости! Стабильность мне осточертела, романтики, захотелось волшебства, друзей не разлей вода, заниматься любимым делом… Поздравляю, Софи, мечты сбываются! Но за их реализацию придется немного посидеть за решеткой!
С пары выходила со стеклянным взглядом, едва переставляя ноги. Что делать? Полагаю, верным решением будет молчать, а не бежать к Керону и признаваться во всех прегрешениях. Полагаю, Кристина сознавала всю опасность своих деяний или попросту сошла с ума, раз решила рискнуть. Если верить ректору, такие обряды достаточно сложные, требуют определенных знаний, которых в академии получить не у кого (хотя Кристина как-то узнала), то нам предстоит еще много сделать. К тому же нет никаких гарантий, что все получится с первого или с десятого раза, ведь мы дилетанты. Я очень надеялась именно на это.
На пару к Диркану я пришла в адекватном состоянии, даже не сбив по пути дверной косяк. Правда, спокойствию достаточно быстро пришел конец, потому что перед собой я видела не декана факультета в бесформенной мантии, а мужчину в обтягивающей форме. Он говорил про технику ведения боя, чертил классические схемы нападений, яростно взмахивал руками, рассказывая про стратегии, но перед глазами возникали кадры его вчерашней тренировки. А следом, как в классических триллерах, фантазия дорисовывала зал суда, в котором я сидела не за партой, а за решеткой. Присяжные, если они в этом мире вообще существовали, единогласно поддерживали господина прокурора-обвинителя, общественность негодовала, Диркан проходил курс реабилитации в лучшей клинике, а в камеру меня проводил лично Альман.
Всё, я сделала свой день – перевыполнила план по попаданиям в неприятности за первые часы учебы. Можно уже идти в комнату изолироваться от мира. Подумать только, каким образом из воспитанной девушки-отличницы вышла девиантная личность? Я же всегда была тихой, никому не грубила, козни не строила, лишнего себе не позволяла, а в этом мире моя темная неизвестная сторона решила проявить себя во всей красе.
На пару по расоведению к Альману пришла с побелевшим лицом и тихо опустилась на свое место, приготовившись сидеть, опустив голову в тетрадь. Хватит, Софи, нельзя привлекать к себе внимания.
– Кера Софи, с вами все в порядке? – куратор не просто это спросил, а еще и подошел. План по непривлечению внимания провален. – Снова сеанс связи провели или что-то еще приняли?
– Нет, – а сама про себя повторяю мантру «отойди, отойди, пока Амо не пришла».
– Вчера вы были сговорчивей, – произнес Альман, садист этакий, все не желал уходить и только поглядывал по сторонам, изучая учеников. – Хотел принести свои извинения за…
– Не стоит, – прервала его я, взглянув округлившимися глазами. Унижающий при всех Альман – это мой кошмар, но Альман-джентельмен, публично приносящий извинения – проклятие. – Мы все прояснили. Давайте забудем. Не давайте мне спуска, как и хотели, нежные чувства и все прочее вы нисколько не задели. Я не оскорблена и не обижена, хотя вам ведь все равно…
– Кера Софи, вам неловко слушать меня? – Альман заметил мой мечущийся взгляд, а еще хуже – спрятанный в нем страх, и это вызвало улыбку. Не мою. – Вчера вы меньше смущались. На вас так странно действует настойка.
– Очень точное наблюдение, – нервно хихикнула я, а увидев Амо, практически взмолилась, – отойдёте?
Альман, кажется, по-своему истолковал мое состояние и, чеканя шаг по паркету, ушел, но предварительно сказал:
– Вам будет сложнее, чем я ранее предполагал, раз вы так реагируете на меня.
Еще сложнее? Это уже из разряда невозможного, мои эмоции попадают в ту же категорию – мне их не укротить, можно только сильнее распалить, взволновать, довести до психоза. Всю лекцию сидела, как на иголках, мне мнилось, что куратор не перестает следить за мной. Он поправляет записи Жозефины, стоя возле девушки с преданным взглядом, но в моем больном сознании мужчина лишь занимает лучшую наблюдательную позицию, чтобы в первый же момент напасть и обвинить меня в очередной ошибке. Я ждала ответный ход от Альмана, какую-нибудь шпильку, очередное унижение, резкое слово, но он, казалось, теперь нагнетал обстановку своим пассивным наблюдением.
«За что Альман просил прощения?» – Егер придвинул записку. Великий дух, так тут говорят, когда хотят выразить все тщетность бытия и тяжесть ситуации, Велор был немым свидетелем короткой сцены в начале, а теперь отмер.
«Он назвал меня дурочкой» – написала первое, что пришло в голову, времени для придумывания красивой правдоподобной легенды не было. К тому же куратор наверняка так думал не раз, я лишь конкретизировала причину его особого отношения ко мне.
– Так не похоже на него, он казался воспитанным, – прошептал Егер, утыкаясь в тетрадь, встретившись с грозным взглядом куратора.