– Carpe Diem, малыш! – Владимир оторвался от книги и отсалютовал мне кружкой, – Почти до семи продрых.
– Здравствуй! – улыбнулся Михаил, – Как себя чувствуешь? Встал бы поприветствовать, но кот на коленях, извини, – указал на подтянувшееся животное.
– Мы тут без тебя устроились, – Владимир окончательно отложил книгу, оказавшейся той самой энциклопедией живописи, – Обед съели без тебя – не добудились. Скоро ужин поспеет. Пиво в холодильнике – купил баночное, чтоб хоть вкус почувствовать.
– Всем здрасте, – хрипло поприветствовал присутствующих, когда ко мне вернулся дар речи, – Я в порядке… но как вы…? – я невежливо ткнул в их сторону пальцем.
– Я же тебе говорил, он даже не вспомнит, – Владимир посмотрел на Михаила, и снова вернулся ко мне, – Я позвонил тебе, предупредил о нашем с Мишей приезде. Ты пригласил нас к себе, впустил, предложил располагаться и ушел спать дальше. Хорошо, я захватил поесть, а то в твоем холодильнике шаром покати, – друг возмущенно взмахнул руками, на что я философски пожал плечами, – Потом все равно пришлось идти в магазин. Еле нашли. Кстати, я твой рюкзак привез, – он кивнул в сторону дивана, поднялся с кресла и прошествовал на кухню.
Я поблагодарил его и задумался о тягостном сне, обернувшемся реальностью.
– Рука выглядит ужасно. Вроде шишки нет, только гематома, – вернул меня на землю Михаил, – У меня есть Ибупрофен. Выпьешь?
– Терпимо, – я махнул рукой.
Ноющая боль вызывала исключительно досаду. Захотелось встать под холодный душ, освежить голову, разобраться во всех пассажах, что , собственно говоря, я и сделал.
Холодная вода отогнала сонливость и дала по-новому взглянуть на недавние события – я получил желаемое, но остался недоволен. Наскоро вытершись, я надел пижаму и поспешил на кухню.
Жаркое из мяса и картофеля – единственно блюдо, которое Владимир готовил с удовольствием и оно великолепно получалось. К сожалению, он делал это редко, поэтому сегодняшнюю вечернюю трапезу можно было считать праздничной, вот только тяжесть в сердце портила торжество момента.
Покончив с ужином первым, Михаил с кем-то оживленно переписывался. Изредка откладывая телефон в сторону, он закрывал глаза и опирался лбом о сложенные в замок руки.
– Вы спали? – я отложил ложку и потянулся за чаем.
– В самолете удалось вздремнуть. Потом в обед у тебя немного поспали, – Владимир покачал ложкой в такт перечислению.
– Да, по сути, не спали. С удовольствием вздремнул бы еще часок другой, – Михаил сделал глоток из кружки и отставил ее в сторону, снова взявшись за вибрирующий телефон, – По крайней мере, Амалия нашлась, и я могу спать спокойно. Кстати, Габриэлла просила передать привет и извинение за сестру.
– Все в порядке. Ей тоже от меня привет, – я вспомнил, как подозревал ее саму в моем похищении, – Как себя чувствует ее сестренка?
– Нормально. Плечо обработали и посадили на домашний арест.
– Нашли того кто стрелял? – вспомнил я загадочного стрелка.
– Нет. Как и в тот раз в книжном баре стрелявший человек словно испарился.
– Младшая, видать, без приключений жить не может, – Владимир сложил столовые приборы в стороне от тарелки.
– Когда хорошему человеку делают больно, он становится плохим, – Михаил вздохнул, – После того как мать ушла от них, Амалия как с цепи сорвалась.
– Предполагаю, она больше ладила с матерью, – Владимир собрал свою грязную посуду и поставил в раковину.
– Так и есть. Ей на тот момент было 15, Габриэлле – 26. Отец переложил все заботы о младшей сестре на Габриэллу. Вот и началось с того времени.
– Из-за чего Габриэлла так ругается на Франческо? – вспомнил я подставу с телефонным звонком. Прежде чем ответить, Михаил посмотрел на меня и рассмеялся:
– Лючиано рассказал мне. Повезло тебе, парень! Франческо неплохой человек, просто у себя на уме. Нравится – делает, не нравится – не делает. То, что нравится, делает так, как нравится, – глотнул чаю, – Габриэлле это не по душе. Конкретно на тот момент она просила раскопать любые следы, ведущие к боту или от него…
– А он отказался, потому что не хотел копать под своих коллег по цеху, – предположил я.
– В том дело, что не отказался, но и не согласился. Думаю, он знал об Амалии. Она наверняка приглашала его в свою команду.
– То есть она втайне от отца и сестры занимается программированием? – вспомнил я слова девушке об учебе на юриста.
– Габриэлла давно знает об этом. С момента как Амалия с друзьями начала обучаться этому. Только не мешает. Я ее понимаю. Разработка игр – не самая плохая сфера деятельности. Просто их отец – упрямец.
– А почему Амалия не живет с матерью? – задал вполне логичный вопрос Владимир.
– Мать вышла во второй раз замуж и уехала во Францию. Амалия никуда переезжать не хочет, – Михаил со вздохом проверил смартфон, допил чай и обратился ко мне, – Скажи мне вот что, Рома! Почему ты хорошо знакомого человека называешь официально Владимиром, а не по-дружески Вовой или Володей?
– Не спрашивай его! – друг махнул на меня рукой, – 8 лет знаем друг друга, 5 лет вместе работали, столько пережили, но не могу его переубедить. Уже даже привык. Хорошо хоть отучился обращаться по имени и отчеству.
– У нас разница 30 лет, – назвал я очевидную причину.
– Разница… – как всегда проворчал мой наставник, к которому я когда-то напросился с целью обучиться живописи, – У него столько заморочек в голове, что я просто уже не лезу.
– У каждого из нас свои тараканы, – Михаил прищурил глаза и постучал смартфоном по столу, – Кстати, у меня, оказывается, есть 2 твои картины. Я купил их на какой-то ярмарке как официальные копии парижских «Подсолнухов» Ван Гога, – улыбнулся мягкой улыбкой, – Замечательная работа!
– Помнишь, крупный заказ на парижскую серию и серию из Арля 1889 года? Ты тогда спрятал в нескольких лепестках букву «Р», – уточнил Владимир, я кивнул.
Тогда целый год я провел за мольбертом, занимаясь написанием натюрмортов из солнечных цветов, ставшими для Винсента Ван Гога символом светлых надежд и мечтаний. Это был самый лучший период жизни, когда я сумел разувериться в собственной бездарности и получать удовольствие от процесса созидания.
Впрочем, я писал только «Подсолнухи». Точнее только они получались настолько хорошо, что мне полностью доверили все заказы, посвященные этому циклу. Именно любимая парижская серия подсолнухов стала первой серьезной работой, после которой Владимир принял меня в свою тайную гильдию.
– А как дела у Лючиано? – прекратил ностальгировать, вспомнив об астрономе.
– Планирует закрутить роман с дамой, которую вы спасли, – с улыбкой поведал Михаил, затем снова отвлекся на вибрирующий телефон, что-то быстро написал и принялся опустошать кухонный стол, – Габриэлла собирается присоединиться к нам посредством видеозвонка, – Увидев, что я встаю за тряпкой, чтобы протереть стол, он замахал руками, призывая сесть на место.