– Тетя Кристин? – шагнул к ней.
– Эжен? – спросила она робко. – Эжен, мальчик мой!
И кинулась мне на шею, едва не задушив в объятиях. А я не мог поверить, что вижу ее. Думал, мы никогда больше не встретимся. С тетей Крис, как я ее называл, связаны самые светлые воспоминания моего детства. Она тогда была не замужем, детей у нее не было, и она всю свою заботу сосредоточила на мне: дарила книжки, игрушки. Водила гулять. Я оставался у нее, если родители уезжали куда-то на пару дней, и тогда чувствовал себя самым счастливым на свете, потому что у Кристин было две собаки, а моя мама собак не выносила. И когда возвращались родители, я больше напоминал поросенка, чем ребенка, потому что носился со своими четвероногими друзьями в саду. Я скучал по тете Крис, когда мы переехали в Тассет. И надеялся, что она поддержит папу, потому что он очень переживал.
Все эти воспоминания всколыхнулись разом, а за ними – другие, куда более темные. Она расскажет отцу!
– Вы знакомы? – удивленно спросил Дилан.
– Конечно, – смеясь сквозь слезы, ответила Кристин. – Это мой пасынок, сын супруга.
Что? Они еще и поженились? Безумие! То есть отец тоже в Тассете? О, нет…
– Эжен, милый. – Тетя Крис будто не могла на меня наглядеться. – Как же мы беспокоились, если бы ты только знал!
– Что вы делаете в Тассете? – спросил я. Миссия – это понятно, но когда папа успел заняться дипломатией? Хотя, так много времени прошло.
– Конечно, приехали найти тебя, – ответила Кристин, продолжая обнимать меня и целовать. – О боги! Нам сказали, что ты умер. Генрих ходит черный от горя.
– Как видишь, я жив.
– Да, да.
– Давай поговорим… не здесь.
Я перехватил Кристин за руку и увлек в соседнюю комнату. Там тоже был удобный диванчик у окна, на нем мы и разместились.
– О боги, Эжен! – Тетя Крис сжимала мои руки и говорила на родном эвассонском. – Мальчик мой, прости, прости!
Она снова обняла меня, покрыла поцелуями щеки. А я не знал, что мне делать. Внутри была полнейшая растерянность.
– За что простить? – не сразу понял.
– Что так долго искали, милый. – Кристин залилась слезами. – Это все из-за меня.
– Да при чем здесь ты?
– Когда твоя мама позвонила, что у тебя проснулась сила, я была на шестом месяце беременности, и врачи наотрез запретили мне покидать Эвассон. Беременность первая, довольно поздняя и тяжелая. А Генрих конечно же не смог поехать без меня. А потом малышка родилась слабенькой, еще несколько месяцев прошло, и когда мы приехали, то очутились как у разбитого корыта: ни единого следа. Пока нашли этот колледж, пока отыскали твою бывшую иль-тере…
– И она сказала, что я умер? – Мне вспомнилось самодовольное лицо Кэтти.
– Да, да.
– Что ж, почти не солгала.
– Эжен!
Кристин нежно гладила меня по лицу.
– Ты так вырос, – шептала, вытирая слезы. – Мальчик мой, хороший мой. Я с трудом тебя узнала.
– Ничего. Со мной все в порядке, не о чем плакать, тетя Крис. Послушай… Может, не надо папе знать, что ты меня нашла?
– Как? – Глаза Кристин стали большими, как плошки. – Как это не знать? Эжен, ты меня пугаешь!
– Дело не в том, что я не хочу его видеть, тетя Крис. Просто сейчас не лучший момент. И я сам… не в лучшем состоянии.
– Ты болел, да? Еще слегка заметно. Но это ничего, милый. Что бы ни случилось, мы рядом. Солнце наше.
Мне очень хотелось расслабиться, стать на миг маленьким мальчиком, все проблемы которого могут решить мудрые взрослые, вот только не выйдет. Я уже не тот ребенок, которого помнит Кристин. И даже не тот, который когда-то переступил порог колледжа эо Лайт. Если бы мы с отцом встретились раньше, до того, как выгнали Кэтти. До этой мерзкой угловой комнаты в ее доме… Я бы мог стать прежним. Успокоиться, забыть. А сейчас? Мне иногда от себя самого бывало тошно.
– Генрих сейчас где-то за городом. – Тетя Крис махала руками. Она всегда была очень эмоциональной. – Уехал на выставку до завтра, но как только он вернется… Эжен, не беспокойся, все будет хорошо.
Когда-нибудь – возможно. Не сейчас.
– Как назвали сестренку? – вместо этого спросил я.
– Мадлен. Мы назвали ее Мадлен. Она очень на тебя похожа, вот увидишь. Ей уже годик с небольшим, болтает без умолку.
– Красивое имя. – Я заставил себя улыбнуться, осознавая, что не могу находиться рядом с близкими. Мне больно.
– Ой, вот я раззява! – Кристин всплеснула руками. – Я же должна принять клятву у вашего друга, чтобы забрать его в Эвассон.
Она схватила меня за руку и потащила обратно. В комнате мало что изменилось: Рон и Мэган болтали о чем-то, склонив головы друг к другу. Нэйт, Дея и Дилан тоже что-то тихонько обсуждали, и только Ариэтт одиноко замерла у окна, но обернулась, стоило нам появиться на пороге.
Тетя Крис уже взяла себя в руки.
– И у кого из вас я должна принять клятву? – улыбнулась она.
– У меня, – тихо ответил Рон.
– Отлично. Меня зовут Кристин Айлер, и я супруга посла Эвассона. Пока что приму у тебя клятву так, мальчик мой, но, когда приедем в Эвассон, оформим стандартный договор. Либо останешься у меня, либо, если найдешь кого-то другого, кто тебе подходит, заключишь договор с ней. Тут уж как пожелаешь. Давай?
Рон тихонько повторил слова клятвы, так хорошо знакомые каждому ай-тере, и с губ Кристин сорвалось светлое облачко силы, связывая их воедино. У Крис могло быть трое ай-тере, но пока я был в Эвассоне, оставался только один – мой папа.
– Вот и умница. – Тетя Крис погладила Рона по щеке. – Думаю, мы надолго не задержимся в Тассете. Нас привели сюда поиски Эжена, и раз мы его нашли…
– Я никуда не поеду, – перебил ее. – По крайней мере, сейчас. Я нужен Дее.
– Эжен… – начала было подруга, но уловила мой взгляд и замолчала.
– Давай ты поговоришь об этом с папой? – вздохнула Кристин. – А вы собирайтесь, дети.
Это уже предназначалось Рону и Мэг.
– Для вас будет безопаснее на территории посольства Эвассона, – продолжила она. – Туда никто не проникнет без нашего разрешения. Поэтому мы с Диланом отвезем вас в мой дом. Конечно, о прогулках пока придется забыть.
– Спасибо, гулять нас не скоро потянет, – качнула головой Мэг. – Главное, чтобы госпожа эо Лайт оставила Рона в покое.
– А кто она? – спросила Кристин.
– Бывшая иль-тере Рона. Страшная женщина.
Да, страшная, опасная, непредсказуемая. И такая же дрянь, как и Кэтти. Я успел в этом убедиться. Ее бы тоже не мешало стереть с лица земли, и Рон – лучшее тому доказательство. Даже моя магия после общения с Кэтти пострадала меньше, чем его. Что плохого в том, что он полюбил Мэган? Чем это мешало Хайди? У нее двенадцать ай-тере. Двенадцать! Она, наверное, не всегда вспоминала, что Рон вообще существует.