Несмотря на колоссальные изменения в самих себе, большинство горожан пытались продолжать прежнюю, обыкновенную жизнь. А что им, собственно говоря, было делать? Нужно же и урожай собирать, и детишек кормить! Вот и мастер Итон охотно признался, что труд – единственная его отрада: жена несколько лет назад умерла, оба старших сына три месяца, как отправились попытать счастья в Кеджане…
Из-за этой-то отрады ему и пришлось на будущий вечер оставить гостей одних.
– Прошу прощения, добрый Ульдиссиан, но сегодня вечером меня с вами не будет. Старый друг, также купец, пригласил навестить его караван и взглянуть на образчики кой-каких новых товаров! Он, как и я, подходил к тебе за прикосновением, но… да, в душе оба мы – прежде всего купцы!
– Зачем же просить прощения, мастер Итон? Ты и так к нам невероятно щедр, и вообще столькое для нас сделал!
– Я? Я?! – рассмеялся старик-купец. – Ох, Ульдиссиан, по-моему, человека скромнее тебя я в жизни еще не видывал! Я «столькое сделал»… а ты всего-навсего навсегда изменил судьбу каждого из горожан!
Так, со смехом, Итон и ушел, оставив Ульдиссиана в некоторой растерянности.
Чуть позже Лилия решила его ободрить.
– Тебе бы радоваться, Ульдиссиан! Ведь ты, любовь моя, просто остаешься самим собой! – целуя его, сказала она. – Но – да, учитывая всю правду, ты действительно на удивление скромен.
– Может, и так… может, и так…
Внезапно Ульдиссиана охватило странное беспокойство.
– Надо пройтись.
– Куда же мы направимся?
Беспокойство усилилось.
– Лилия, мне бы хотелось погулять одному, – ответил Ульдиссиан.
– По Парте? – удивленно, слегка насмешливо откликнулась Лилия. – Осмелюсь предположить, дорогой мой Ульдиссиан, далеко тебе не уйти, однако – ну что ж, попробуй. От всей души желаю удачи.
О чем идет речь, Ульдиссиан понимал. Как только кто-нибудь увидит его, вокруг, точно по волшебству, соберется толпа. Однако вечернее время могло подойти для прогулки лучше всего. К этому часу большая часть горожан должна разойтись по домам. Правда, в тавернах и на постоялых дворах еще открыто, но такие места Ульдиссиан собирался обходить стороной.
– Я просто пройдусь по улице направо от имения, а после, наверное, сразу же и вернусь.
– Бедненький Ульдиссиан! Зачем же докладывать мне обо всем, что собираешься делать?! – воскликнула Лилия, одарив его еще одним, более долгим поцелуем. – Приятной тебе прогулки!
Услышав это от кого-либо другого, Ульдиссиан непременно подумал бы, что над ним насмехаются, но со стороны Лилии чувствовал только любовь да заботу. «Как же мне с ней повезло, – в который раз подумал он. – Нас будто сама Судьба свела вместе…»
С третьим, еще более страстным поцелуем он оставил Лилию в кабинете мастера Итона. Перед уходом его уже не впервые охватило искушение отыскать брата, однако Ульдиссиан заподозрил, что Мендельна и на сей раз поблизости не окажется. Все прочее вроде бы шло на лад, а вот с Мендельном они все больше и больше отдалялись один от другого. Ухудшало положение и то, что раза два-три Ульдиссиан мог поговорить с братом, но всякий раз без исключения ему мешало появление новых просителей. Не желая отказывать в таких просьбах, он упускал драгоценные шансы один за другим.
«Однако время для этого нужно найти непременно».
Ульдиссиан был уверен: с Мендельном что-то неладно. Младший брат скрывал от него нечто важное. Что именно – пожалуй, знал один только Ахилий, но и охотник, будто нарочно, исчезал без следа, как только Ульдиссиан собирался поговорить с ним по душам, и даже неизменное присутствие на городской площади Серентии его не удерживало.
«Все скоро изменится», – в который уж раз поклялся Ульдиссиан себе самому. Так ли, иначе, а правду он выяснит. Ну, а сейчас ему бы проветрить голову да отдохнуть…
В этом вечерний воздух помог ему сразу же. Стоило подойти к воротам, ведущим наружу, люди Итона молча отсалютовали ему. Подобно многим, все они тоже испытали пробуждение внутренней силы, однако куда уютнее чувствовали себя на прежнем, привычном месте. И, к счастью, уже научились не лезть в Ульдиссианову жизнь сверх необходимого.
– Я ненадолго, – сказал он им.
– Как пожелаешь, мастер Ульдиссиан. А когда вернешься – мы здесь, к твоим услугам.
Отучить их – да и всех остальных – от этого обращения он уже не надеялся. Ладно, уж лучше пусть так, чем «святейшим» или кем-то вроде, как его величали некоторые.
Выбрав хуже всего освещенную улицу, он быстро свернул туда. Темнота навевала покой, вуаль сумрака внушала чувство безвестности, неприметности, а именно это Ульдиссиану сейчас и требовалось. На ходу он начал думать о брошенной ферме. Хозяйство наверняка пришло в совершеннейший беспорядок, или оказалось в руках какого-нибудь предприимчивого соседа, сумевшего по достоинству оценить бесхозные земли. Оставалось только надеяться, что кто-нибудь догадался как следует позаботиться о скотине…
Негромкие голоса предупредили: навстречу кто-то идет. Предпочитая остаться в одиночестве, Ульдиссиан свернул в еще более темную боковую улочку и поспешил прочь, пока его не заметили. Судя по тону донесшихся до него обрывков беседы, то были всего-навсего двое городских стражников, совершавших очередной обход, но даже такая встреча обещала слишком уж много общения с горожанами.
Куда ведет новая улица, Ульдиссиан не представлял, но, соблазнившись ее безлюдностью, двинулся по ней дальше. Вскоре голоса за спиной стихли, и мало-помалу в душе его воцарился покой, какого не помогал обрести даже сон. Впервые после серамских бедствий сын Диомеда снова почувствовал себя простым, обыкновенным человеком.
Но тут его внимание привлек новый голос – чей-то негромкий шепот. Казалось, он доносится слева, и Ульдиссиан повернулся туда.
Однако справа тоже зазвучал шепот – подобно первому, настолько тихий, что ни слова не разберешь… вот только в тоне его слышались некие нотки, заставившие Ульдиссиана насторожиться.
– Кто тут? – окликнул он. – Кто тут?
В ответ ему слева вновь зазвучал первый голос. Не тратя слов понапрасну, Ульдиссиан рванулся на звук… однако протянутые вперед руки нащупали только тень.
Откуда-то спереди послышался третий голос. Зло зарычав, Ульдиссиан повернулся вперед… но и там ничего осязаемого не обнаружил.
С опаской отступив на несколько шагов, он оглянулся. Там, позади, оставалась другая, прежняя улица, однако Ульдиссиан увидел за спиной только мрак.
Внезапно все три голоса возобновили безумное бормотание. Мало этого, к ним тут же присоединилось еще с полдюжины голосов, и каждый шептал с таким пылом, что нервы Ульдиссиана натянулись, точно стальные струны. Сын Диомеда завертелся по кругу, заозирался в поисках хоть одного из шептунов, или же выхода, но ни того ни другого отыскать не сумел.