Спарта. Миф и реальность - читать онлайн книгу. Автор: Лариса Печатнова cтр.№ 78

Насколько мы знаем, илоты страдали не столько от экономического, сколько от политического бесправия. Спартанское государство ограничивало экономические претензии своих граждан по отношению к илотам, и последние вполне могли иметь некоторый достаток (Plut. Lyc. 8; Мог. 239 d-е). Появление, по крайней мере уже в III в. ^[384], а может быть, и раньше нескольких групп вольноотпущенников свидетельствует о далеко уже зашедшем процессе дифференциации илотов по имущественному признаку, так что и до Клеомена часть илотов имела средства, чтобы выкупить себя на волю. Но вряд ли до Клеомена им такая возможность предоставлялась. Долгое время илоты, как и земля, не были объектами купли-продажи. Если такие операции и осуществлялись, то они носили нелегальный или полулегальный характер и не распространялись на большие группы илотов. Манумиссия илотов была частной инициативой их условных владельцев и, как многие процессы в Спарте, осуществлялась вопреки существующим правовым нормам. Как известно, официальная идеология спартанского государства сильно отличалась от частной практики ее граждан. Мы полагаем, что до Клеомена большие группы илотов никогда не получали свободу за деньги.

Все известные нам массовые манумиссии производились в Спарте от имени государства. Самые известные акции — это освобождение шести тысяч илотов в 370/369 г. (Xеn. Hell. VI. 5. 28) и такого же количества в 223/2 г. (при Клеомене). В обоих случаях такая практика объяснялась не принципиальной социальной политикой государства, а жесточайшим военным кризисом, в котором оказалась Спарта. По словам Д. Лотце, «война всегда создает особые правила, из которых нельзя делать какие-либо далеко идущие выводы» ^[385].

Мы согласны с теми исследователями, которые считают, что Клеомен, освобождая илотов, преследовал весьма ограниченные финансовые и военные цели и вовсе не стремился распространить подобную практику на всех лаконских илотов. Это была мера, вызванная исключительно денежной нуждой. Она не имела ничего общего с реформаторскими планами Клеомена ^[386].

Хотя в целом информация об освобождении нескольких тысяч илотов принималась и принимается, как правило, за достоверную, однако цифры, приведенные Плутархом и, вероятно, базирующиеся на Филархе, вызывают иногда сомнения ^[387], основанные или на недоверии к Филарху, или на уверенности, что у илотов не могло быть такого количества средств для выкупа. Так, К.Ю. Белох полагал, что численность освобожденных илотов, возможно, сильно завышена из-за склонности Филарха к подобного рода преувеличениям ^[388]. К. Краймс, в свою очередь, настаивала на финансовой несостоятельности илотов. По ее мнению, здесь произошла путаница понятий, и под илотами Плутарха в действительности надо понимать неодамодов, поскольку пять мин — сумма, невозможная для илота ^[389].

По-разному исследователи отвечали и на вопрос, почему только две из шести тысяч освобожденных илотов были призваны в армию. Так, П. Кэртлидж не сомневался, что в эллинистической Спарте хватало илотов, способных выкупить себя на волю. Но то, что из шести тысяч только треть была зачислена в армию, он объясняет нежеланием Клеомена усиливать «тревогу и подавленность» среди своих гоплитов-граждан, как это было, например, в 370/69 г. ^[390]. Тоща спартанцы, объявив о наборе лаконских илотов в армию, сами же испугались слишком большого успеха своей рекрутской кампании: в списки было внесено шесть тысяч илотов. По словам Р. Талберта, «набор в армию такой орды потряс спартанцев и нанес удар по их нервной системе» ^[391]. Только убедившись, что число свободных людей (граждан, союзников, наемников) будет не меньшим, они несколько успокоились (Xen. Hell. VI. 5. 29).

При Клеомене еще сохранялись криптии (Plut. Осот. 28. 4), так что говорить о какой-то принципиально новой политике спартанского царя по отношению к илотам не приходится. Но, с другой стороны, Клеомен и здесь повел себя как новатор и политик, легко разрушающий идеологические стереотипы. До него еще никогда не освобождалась за деньги такая большая группа илотов. Это был важный прецедент, вскоре повторенный в гораздо большем масштабе Набисом.

Судьба Клеомена и Спарты решилась в битве при Селласии, на границе Лакедемона и Аркадии. Она, вероятно, состоялась летом 222 г. ^[392]. У Антигона было значительное численное превосходство — 30 тысяч против 20 тысяч Клеомена (Polyb. II. 65; Plut. Cleom. 27. 11). Спартанцы во главе с Клеоменом были разгромлены. Эта битва положила конец Клеоменовой войне. Спартанский царь в этом сражении фактически потерял всю армию: в живых, по свидетельству Плутарха, осталось не более двухсот человек (Cleom. 28. 8). Погиб также брат и соправитель Клеомена Евклид (28. 7). Клеомен с оставшимися людьми спешно вернулся в Спарту. Жителям он не мог помочь ничем и потому посоветовал во избежание лишнего кровопролития сдать город Антигону. Сам Клеомен с небольшой свитой направился в порт Гифий, оттуда переправился на остров Киферу и отплыл в Египет (29. 3–4). Источники единодушны в том, что Клеомен еще до битвы при Селласии подготовил свое возможное бегство (Polyb. II. 69. 11; Plut. Cleom. 29. 4).

Антигон Досон вошел в Спарту как победитель. Город, оставшийся беззащитным, сдался без всякого сопротивления. Впервые за многовековую историю Спарта оказалась в руках врагов. Наши авторы, Полибий и Плутарх, единодушны в том, что Антигон поступил с жителями очень гуманно (Polyb. II. 70. 1; Plut. Cleom. 30. 1). Как отмечает П. Олива, в этом пункте оба писателя использовали один и тот же источник — Филарха ^[393]. Редкое для завоевателя милосердие по отношению к спартанцам сам Антигон объяснял тем, что он воевал не против Спарты, а исключительно против Клеомена (Justin. XXVIII. 4. 12–13). Согласно Плутарху, Антигон пробыл в городе всего два-три для и за это время успел вернуть Спарте ее «прежние законы и государственное устройство» (Cleom. 30. 1: νοταμουⱯ και; πολιτειιπαν αφποδουισν). Полибий говорит примерно то же самое и в той же краткой форме: он «восстановил у них исконное государственное устройство» (II. 70. 1: τοω τε πολιωτευμα το; παωτριον αυφτοιεⱯ αφποκατασιηωσαⱯ), т. е. конституционную законность после «тирании» Клеомена. Из этих двух лаконичных ремарок можно сделать вывод, что Антигон произвел частичную реставрацию политического строя Спарты. Главным пунктом этой реставрации стало, скорее всего, восстановление эфората. Во всяком случае, в той политической борьбе, которая велась в Спарте в 220/219 г., самое активное участие принимали эфоры (Polyb. IV. 22. 5). Т. Африка полагает, что за тот короткий срок, что Антигон пробыл в Спарте, кроме восстановления эфората, никакого иного вмешательства во внутренние дела Спарты он больше не предпринимал ^[394]. По-видимому, были сохранены коллегия патрономов и шестая оба неополитов ^[395].