– Ничего я не испуган, ушлепок, – буркнул Верн в ответ. – Просто предусмотрителен. Давно не разминался, а я, насколько мне известно, последний дракон. Миру нельзя меня потерять.
Однако Верн все-таки нервничал и, возможно, был капелюшечку напуган, что необязательно плохо, хотя своему внутреннему голоску он в этом ни за что бы не признался.
«Страх сцены случается даже у Адель, – сказал Верн себе. – Будь как Адель, пусти энергию в русло».
И, пока не передумал, дракон взял разбег, прыгнул с крыши и нацелил бронированную голову на решетку подъемного окна третьего этажа.
И промазал.
Верн прошел сквозь стену, а это жестко даже для дракона. Впрочем, к счастью, кирпичной постройка только выглядела, а на деле ее возвели из пустотелых блоков и гипсокартонной обшивки. Это и стеной-то сложно назвать – по меркам некоторых средневековых замков, в которые Верну доводилось ломиться. Те ублюдины были толщиной в три фута цельного камня, а сверху, вдобавок, какой-нибудь сраный норманн лил тебе на спину кипящую смолу, а от нее чешую потом хрен отмоешь. Так вот, Верн пробил стену, но малость подрал крылья и поднял жуткую пыль.
– Бля, – выругался он. – Блядская пыль.
В его сбитом прицеле была виновата, конечно, именно она.
Вытряхнув из глаз звездочки, Верн поспешно соскреб с пола свое филе, пока в него не перетек жир, и мафиози не наткнулись на то, как он здесь разлеживается аки готовая для гриля кура. Верн вдруг понял, что теснится в коридоре, а это нехорошо – не развернуться. Драконы, как правило, предпочитали побольше пространства для маневра – посечь когтями, погромить что-нибудь хвостом. В идеале во время битвы дракону даже не приходилось касаться земли, но Французский квартал еще никогда не обвиняли в идеальности, кроме как во фразах типа «О, прекрасно. Просто, еб твою мать, идеально».
Из-за угла вырулили двое, и один серьезно недооценил уровень угрозы.
– Эй, чел, – обратился он к Верну, то ли улыбаясь, то ли нет, – ты чо, типа до хрена косплеер?
Второй врубился в ситуацию получше.
– Срань господня, Альфонсо, эта херь настоящая. Это ж сраная горгулья.
Что было, по мнению Верна, ударом ниже пояса.
Так или иначе, оба быстро забили на переговоры и перешли прямиком к пушкам.
«У меня нет выбора, – подумал Верн. – Только в бой».
«Агась, – поддакнул внутренний голосок. – Типа это в планы не входило».
А потом первая пуля ударила прямиком в грудную пластину. К счастью, Верн так часто попадал в передряги, что клапаны пластины откалибровались и оставались перманентно твердыми, что та еще дрянь, когда пытаешься поспать, но окупается с лихвой, когда какой-нибудь умник палит в тебя почти в упор. Но больно все-таки было, так что Верн, любезный болотный дракон, на мгновение отошел, и его место занял боевой лорд Хайфаэр.
Боевые драконы не слушают внутренние голосочки.
Они встают прямиком на тропу войны.
Что Верн и сделал.
Инстинкт самосохранения вкачал в пластины больше крови, укрепляя броню. Пигментные клетки подцепили темно-синий цвет обоев. Железы плеснули серной нефтью на моляры.
«Ну, погнали», – подумал боевой Верн, щелкая зубами и высекая искру для запала.
«Поддадим жару», – он перегнал десять фунтов телесного жира в плазму и выдохнул ее на запал. Плазма вспыхнула, превращаясь в тот самый поток огня, о котором столетиями писали в книгах, и после которого так редко кто-то оставался в живых.
Пламя успело превратить двух вооруженных качил в обугленные кучки костей, пока Верн с ним не совладал и, сжав губы поплотнее, вырезал в дальней стене коридора дыру. А потом сглотнул пламя и ринулся сквозь кольцо тлеющих углей вперед, ожидая найти Пшика на той стороне.
Но Пшика там не оказалось – во всяком случае, Пшика целиком, – а только палец его ноги на салфетке. А еще надпись на этой же салфетке:
Верн вздохнул.
«Чтоб тебя, Хук. Совсем дурной. Бедный кретин думает, что может поймать меня в западню, как дикого зверя».
А потом пришло осознание:
«Хук покалечил моего пацана».
Из коридора донесся особенно бравый топот.
«Уж не прошлым ли повеяло?»
Дракон развернулся. К нему неслась дюжина или около разномастных громил, все в предвкушении перестрелки.
«Аж отсюда кокс чую, – подумал Верн. – Чутка колумбийского драйва».
Ребятки явно были тупыми. Как будто никогда не смотрели «Триста спартанцев». Нельзя набиваться в узкий проход толпой. Неважно, сколько вас там – иметь дело надо будет за раз только с двумя.
Но Верн подумал:
«У меня нет ни времени, ни терпения, ни настроения иметь дело с двумя за раз».
Так что он поддал искры, разинул пасть пошире и обдал коридор пятисекундным шквалом яростного огня, который обратил потенциальных противников в кучки костей и заставил их вооружение рвануть так, что из кладки полетели отбитые куски. Несчастные братки даже толком и не рассмотрели, на кого так перли.
«А так вообще говорят? – подумал Верн. – Братки? Звучит как-то устарело».
Верн вскинул нос, пытаясь поймать новый след, и обнаружил целых два – послабее, чем палец, над которым он стоял, но, несомненно, принадлежащих Пшику Моро.
«Опять пальцы, – догадался дракон. – Вот же гребаный садист. Это ведь пытки».
«Агась, – вклинился внутренний голосок, – говорит тот, кто только что выжег целый батальон».
«Эти, по крайней мере, быстро отмучались, – возразил Верн. – Мой огонь тебе не медленный. От драконьего пламени средних ожогов не бывает».
Два запаха, отдельных: значит, Хук вынуждал его гоняться за химерой, которая потом в его же лице и угодит в рагу. Что, конечно, произойдет вряд ли, но кто сказал, что этот тип Айвори не пристроил рядом с очередным пальцем ракетную установку?
Верн улучил минутку на подумать. Ракетная установка точно оставит шрам.
«Если б у меня в распоряжении был отель с рестораном, куда б я сныкал пацана, которого не должны учуять?»
Ответ пришел довольно быстро.
Уловить запах сквозь алюминий сложно даже дракону.
Но богатый опыт подсказывал, что мясохранилище всегда находится в задней части кухни, а уж кухню-то Верн чуял наверняка.
Он выбрался наружу тем же путем, только на этот раз впился когтями в стены и пополз мордой вниз.
По плану он вот так спускался до самой кухни, но давненько не упражнялся в переползании по фасадам, а еще из-за вспышки адреналина стрелка его внутреннего индикатора билась около значения «безрассудно», так что Верн загнал пятерню когтей слишком глубоко и раскрошил блок.