– Так ты не посылал пацана снять на видео, как я проворачиваю дело? – уточнил Хук.
– Нет, черт дери, не посылал! – заорал Рокэ. А потом сообразил подоплеку такого вопроса. – То есть ты мне тут говоришь, что пацан тебя заснял?
– Возможно, – признал Хук. – Камера имела место. Практически уверен, что ее разнесло на куски, но нынче конструкцию им таки лепят усиленную.
– И во время дела ты, случаем, не упомянул ли Айвори?
– А вот это вопрос уместный, – произнес Хук. – Я, возможно, передал от мистера Конти сообщение – «Это от Айвори», в таком духе.
– Ну не заебись ли, – выругался Джи-хоп. – Просто, сука, превосходно. Лучше б мне тебя, Хук, просто прикончить. Серьезно.
В ответ на угрозу Хук рассмеялся.
– Лучше б тебе не нести пургу, сынок, или кончишь братишка, понимаешь, к чему я?
– Охренеть, – снова ругнулся Джи-хоп. – Что за гребаный бардак. Я доверил дело тебе, Хук, потому как ты клялся, что весь из себя способный и скрытный. Способный и скрытный, твои слова, не мои.
– Я и есть скрытный, – огрызнулся Хук, чувствуя, как сдавливает грудь. – Был скрытный – как и мудак в кустах.
– И ты решил, что я заслал соглядатая? – поинтересовался Россано Рокэ. – Чтобы удержать тебя на поводке.
– Мелькнула мыслишка.
Джи-хоп помолчал, размышляя, потом заговорил:
– Ладно. Я вот что думаю, коп. Может, я и правда заслал соглядатая, а значит, Айвори тебя имеет. С другой стороны, он и так тебя имеет, и еще массу таких, как ты. Но я говорю, что соглядатая не засылал, а значит у тебя по болотам скачет проблемка. На твоем месте я бы предположил, что я этого соглядатая таки не засылал, и начал искать его вдоль и поперек, потому как даже если это я его заслал, ни хера ты с этим все равно не сделаешь.
Звучало справедливо, пришлось признать Хуку, хоть и про себя. Если видео у Айвори, то теперь оно заперто в его кабинете в знаменитом суперсейфе, куда Хук без спеца не влезет. Если видео у Айвори нет, значит, оно у кого-то из Ридженсова прихода, и лучше б ему поскорее разгрести сие дерьмо, пока съемка таки не попала в руки Айвори.
– Тот пацан, который тебя заснял, – произнес Джи-хоп. – Если не от Айвори, то местный, так?
– Верно, – согласился Хук.
Еще одно справедливое наблюдение от Рокэ.
– Есть среди местных пацан, кому охота от тебя избавиться? Знающий байу?
– Епт, полковник, их с пару дюжин. Но я знаю, кто в этом хит-параде на первом месте.
«Пшик Моро, – подумал Хук, и тут же ощутил, что попал в точку. – Крысеныш ненавидит меня за будущие отношения с матушкой. Если снимал он, то когда видео проиграют перед присяжными или еще что похуже – вопрос времени».
«А вот перед нами, ваша честь, момент, где констебль Хук потрошит контрабандиста ножом. Очень хорошо видно кишки».
«И судья такой: “Выруби эту дрянь. Я только буррито съел”».
Джи-хоп, между тем, ждал его мнение.
– Ну, – подал голос «ниндзя», – есть ли мысли по поводу?
Хук не торопился.
– Скажу тебе одну вещь, Джи-хоп, – наконец сказал он, – ни с каким судьей я ни черта не намерен говорить о буррито.
Что чертовски сбило Россано Рокэ с толку.
«Что мне в нем и нравится», – подумал Хук и, не говоря ни слова, сбросил звонок.
«Пшик Моро», – подумал Хук, и сердце забилось так, что чуть ребра не трещали.
«Пшик, мать его, Моро», – подумал Хук, и зрение померкло.
Глава 8
Пшик рассказал матушке, что стремный старикашка Ваксмен с другого берега предложил ему подработку на лето, типа как у Боди, и более того, что Ваксмен, оказывается, не такой уж стремный и на самом деле даже не такой уж старый. Элоди спросила мнение Боди, и оба пришли к выводу, что пускай пока сдает половину заработанного и к полуночи уже дома в постели, что Пшик пообещал, хотя знал, что ни черта подобного.
«Видишь ли, мама, я теперь на побегушках у дракона Верна, иначе он мне мою каджунскую задницу поджарит».
А такими известиями не поделиться аж никак.
«Ой, а еще должен сказать, что твой ухажер – хладнокровный убийца».
Еще один факт, с которым придется иметь дело.
Сперва дракон, потом продажный коп.
Но зная то, что он знал теперь, Пшик поклялся никогда больше не впускать Ридженса Хука в дом.
Ваксмен прислал сообщение в ватсапп – захватить экстрамясную пиццу, так что Пшик заскочил в «Жемчужину» за парочкой, а потом отправился в путь. На реке в этот вечерний час царило спокойствие, и Пшикова лодка с мотором наводила больше всего шороху – за исключением гулких басов плавучей дискотеки где-то ниже по течению.
Пшику нравился вечер, когда луизианское солнце, слово меласса, обволакивало шею и руки. Нравилась вода, как она так быстро меняла цвет: в одну секунду была зеленая с прожилками меди, в следующую – стальная с серебристыми завитушками ряби, и наконец – небесно-голубая. Как будто ты в собственной лодке и меж берегов святилища, где нет ничего, кроме реки. Эдакий тайм-аут от всего мира на несколько минут. Пшик проводил здесь бо́льшую часть каникул, когда не проворачивал мелкие делишки и не отрабатывал смены. Присматривал за сетями, выуживал из нор старых сомов. И думал, может, наступит время, когда он и сам постареет, то построит тебе лачугу в болотной глуши, куда никогда не суют нос туристы, и будет там себе безвылазно жить. Если, конечно, однажды не влюбится – что ведь вероятно. Чарльз-младший влюблялся раз в две недели, надолго не хватало. Пшик же считал себя слишком нищим, чтобы такие девчонки однажды серьезно расценили его годным хоть на что-то.
Еще подводом для размышлений был Пшиков отец. Матушка не могла о нем даже заговорить. Пару раз искренне старалась пообщаться на тему, но стоило Элоди открыть рот, чтобы сказать его имя, ее горло сжималось, а слезы катились так, словно им не будет конца. Дошло до того, что Пшик не мог даже поднять вопрос – если он пытался сосредоточиться на любых воспоминаниях о папаше, внутри екало так, что хоть выблёвывай. Может, нутро помнило то, что снаружи он позабыл.
Сегодня на бесцельные размышления не было времени. Надо было доставить нелюдям пиццу.
И бенье.
Ваксмен запросил пакет пряных бенье.
«Забыл гребаные бенье».
«Охренеть первое впечатление произведешь, кретин».
Возвращаться было поздно. Ваксмен ждал его к наступлению сумерек, то есть вот уже. Сдаст пиццу и тогда можно метнуться обратно.
Пшик привязывал пирогу у дома Ваксмена раз, наверное, сто, но сегодня все обстояло иначе. Сегодня его до краев переполнял мандраж. Запах пиццы вдруг вызвал тошноту, и Пшик подумал, что, вероятно, впервые проблюется на воде.