Тайный обожатель - читать онлайн книгу. Автор: Натали Лавру cтр.№ 64

– Надо в туалет. И помыться, – и он ползком, через каждые полметра делая передышку, добрался до цели.

После помывки у Хастада хватило сил выпить миску бульона, после чего он буквально свалился на лежанку без чувств.

Оля, счастливая уже от того, что великан жив, не удержалась и погладила Хастада по голове, а затем прислонилась щекой к его здоровой щеке.

Хастад лежал, совершенно не похожий на себя. Левая чисть лица всё ещё опухшая и потемневшая от гематом, на обеих губах застывшие кровоподтёки, над правым ухом по-прежнему большая опухоль, от которой кожа на черепе лице туго натянулась.

«Бедняга, – жалела его Оля. – Представляю, как ему больно…»

***

Плащ и штаны великана, и без того штопаные-перештопанные, пришли в негодность. В драках они изорвались и истёрлись.

Хастад, ещё толком не оправившийся от травм, сел за шитьё. Он достал откуда-то из-под пола шкуру своего сородича и принялся кроить.

– Давай, я помогу тебе? – предложила Оля.

– Нет. Кожа толстая. Тяжело прокалывать.

– А у тебя рука сломана, – напомнила Оля. – Как же ты будешь шить одной рукой? Давай я всё сделаю.

– Нет! – твёрдо отказал он.

– По-твоему, я совсем белоручка? – обиделась она.

Он взял её ладонь и поцеловал.

– Эта работа не для твоих рук. Если хочешь помочь, можешь отпороть рукава от моего плаща. Их уже не залатать. Пришью новые.

И он, орудуя здоровой рукой, принялся за дело. Сломанная рука инстинктивно порывалась помочь, и Хастад то и дело одёргивал себя.

Работа затянулась. Иголка выскальзывала из пальцев, впивалась обоими концами то в пальцы, то в ногу. Но от Олиной помощи Хастад упрямо отказывался.

Великан ещё с трудом сидел, и шитьё сильно утомляло его.

Выходить из хижины он пока не решался. На вывихнутую ногу было больно опираться, а сломанная рука и вовсе делала его беспомощным. Лёгкая добыча для отчаявшихся голодных бродяг.

Так что великану оставалось только орудовать иголкой, полулёжа в постели. Он пыхтел, нервничал, что здоровая рука не слушается, но справлялся сам. Новую одежду Хастад шил почти неделю.

***

Пока Хастад болел, в хижине кончились припасы еды. Даже крупы. Всё до последнего зёрнышка.

Опасно было держать в подполье много провианта. Великаны – дикари. Могут напасть и убить за еду, если самим нечего есть.

Поэтому заботы по добыче пищи легли на Ашсаху.

Сестра Хастада лучше всего умела выделывать шкуры, поэтому нанялась к знакомому в междумирье, и теперь целыми днями пропадала там. Возвращалась она ночью и приносила сушёные коренья и овощи, которыми можно было худо-бедно прокормиться. Всё это было отвратительным на вкус и не спасало от чувства голода. Но за неимением лучшего приходилось давиться.

Ольга, хоть и страдала без любимых фруктов, овощей и мяса, но ухаживать за Хастадом без вечного шипения великанши ей было куда приятнее.

Однажды вечером Ашсаха в качестве трофея на ужин принесла руку своего сородича. Ей надоело извращаться над собой ради привередливой человечки. Мясо куда питательнее и вкуснее кореньев, и его проще достать.

Хастад пришёл в такую ярость, что чуть не набросился на сестру.

После долгого напряжённого разговора Хастад вернулся к Оле и объявил:

– Другой еды нет. Придётся есть это.

– Нет уж! – скривила губы Оля.

– Хола, я пока не могу перемещаться. Другой еды у нас нет, – объяснил он.

– Пусть обменяет руку на крупу. Я не буду есть великана! – заявила она.

– Это невозможно. Крупа стоит гораздо дороже, – он устало опустился на лежанку. – Тебе нужно есть, иначе ты ослабеешь.

– Как же я ненавижу этот ваш грёбаный мир! – выругалась она и демонстративно удалилась за ширму.

Оля так и не притронулась к мясной похлёбке. В животе у неё началась изжога от голода, но от одной только мысли о каннибализме её мутило. Нет. Она ни за что не будет это есть.

Хастад, глядя на Олю, тоже не притронулся к мясу себе подобного. Ему уже не раз приходилось есть великанье мясо, но Холе не обязательно знать об этом. Вдруг она разочаруется в нём? Как ей объяснишь, что ему приходилось есть великанью мертвечину, чтобы выжить? Он был до исступления голоден и готов питаться сырой падалью. Но те времена давно прошли.

В конце концов, он не умрёт, если немного поголодает.

***

У великана ещё не срослись рёбра и переломы пальцев, да и на ногу наступать больно. Каждое движение отзывалось болью в грудной клетке. Даже не вздохнуть полной грудью, не надеть тяжёлый кожаный плащ.

Решение раздобыть еды прочно засело в голове Хастада. Иначе будет хуже. Холе нельзя голодать. Его женщина не должна ни в чём нуждаться.

Уличив момент, когда Хола задремала, Хастад взял мешок и переместился в первый пришедший на ум земной магазин.

От пространственного прыжка великана тряхнуло так, что, казалось, рёбра под кожей рассыпались на осколки.

Хастад опустился на пол и сдавленно застонал. Перед глазами всё плыло от боли, но в уме ярким огоньком горела цель: достать еды.

Он встал и, шатаясь, побрёл вдоль стеллажей.

В мешок полетели пачки муки, крупа, рожки, тушёнка и прочие бакалейные продукты.

Хастад старался не думать, как вернётся обратно. Но одно он знал точно: эта вылазка дорого ему обойдётся.

***

Возле очага в хижине что-то прогрохотало. Упала разделочная доска с полки и лежавшие на ней ложки.

Оля проснулась и, не обнаружив рядом Хастада, испуганно выглянула из-за ширмы и включила фонарик.

Великан лежал без сознания лицом вниз.

– Хастад! – воскликнула Оля и принялась теребить его.

Со своей лежанки с противным шипением поднялась Ашсаха.

– Что смотришь? – уже привычно огрызнулась на великаншу Оля. – Помоги его перевернуть.

Ашсаха не с первого раза поняла, что от неё требуется, но всё же помогла перевернуть брата на спину.

Хастад застонал. Он обхватил руками грудную клетку, как бы защищая, чтобы к рёбрам никто не прикоснулся.

– Хастад, что случилось? – Оля обратила внимание на завалившийся набок мешок, из которого выглядывал уголок упаковки рожков. – Откуда это? Ты, что, был на Земле? Тебе же нельзя!

– М-м-м… – промычал он и открыл глаза.

– Тебе надо лечь в постель. Здесь холодно. Ты замёрзнешь, – засуетилась вокруг великана Оля, снова чувствуя себя во всём виноватой дурой.

– Хола… – шёпотом, с трудом ворочая языком, сказал он. – Там есть хлеб. Поешь.