— Я думал, раб пошел свидетелей опрашивать. — Усевшись на стул, Илья постучал вилкой по столу: — Можешь подавать!
— Слушаюсь, барин, — шутливо поклонившись, Зубарев бросился к стоящему на плите сотейнику, от которого и исходили волны пробуждающего аппетит запаха, — а свидетелей я опросил уже. Там делов меньше, чем на час оказалось. Все одно и то же твердят: играл наш Дима в компьютерную стрелялку весь вечер, так что, как это ни печально, к исчезновению Кноль он точно не причастен.
— Значит, все же придется выпускать, — сделал нехитрый вывод Лунин.
— Ну вот перекусим и выпустим, — Вадим поставил перед ним тарелку, заполненную спагетти-карбонара, — а то кто же такие важные дела натощак решает.
— А ведь вкусно, — Илья смог сделать паузу и оценить старания Зубарева, лишь расправившись с половиной порции, — мог бы и почаще готовить.
— Готовлю я только в исключительных обстоятельствах, — отозвался Вадим, не переставая работать вилкой, — либо когда у меня вдохновение, что бывает крайне редко, либо когда надо загладить какой-то косяк, что, в принципе, тоже редкое явление. Ты же знаешь, я не косячу.
— И какой вариант сегодня? — почувствовав неладное, насторожился Лунин.
— Как тебе сказать, — отчего-то замешкался с ответом Зубарев, — всего помаленьку. Я ведь, как обещал, позвонил участковому по поводу этой твоей дамочки, которую муж колошматил.
— Наконец-то, — удовлетворенно прочавкал в ответ Илья, — лучше поздно, чем никогда.
— Как сказать, — сделав большой глоток кофе, Вадим поставил кружку на стол и задумчиво потер ручкой вилки щетину на подбородке, — иногда это синонимы. Тебе, может, пивка?
— Синонимы, — проигнорировав предложение выпить, Илья аккуратно намотал спагетти на вилку, — что такое синонимы, я знаю. Я только не пойму, здесь они каким боком?
— Тут так получилось нехорошо, — судя по всему, подбородок у Зубарева чесался все сильнее, — в общем, умерла эта тетка.
— Умерла? — Перестав жевать, Илья замер, затем медленно положил вилку на стол и вытер запястьем губы. — Как, умерла?
— Ну, как умирают? — Оперативник, не поднимая головы, сосредоточенно разглядывал содержимое своей тарелки. — Пришел ее ненаглядный домой, само собой, подшофе. Она в это время на кухне копошилась. Ну сразу и огребла по полной программе, за то что с ужином еще не управилась. Там, оказывается, такая история вышла, мужик этот вроде как и раньше ее подмолаживал, но не так, чтобы часто. Сына побаивался. Сынулька у них, между прочим, спортивный, чемпиона области по боксу взять успел, правда, среди юниоров.
— И куда он сейчас делся, чемпион этот?
— А куда у нас юниоры деваются? Юниоры идут либо в институт физкультуры, либо в армию. Этот, сам понимаешь, боксер, ему мозги с детства подтряхивают. Так что ему в армию, конечно, проще было. Вот он в мае и ушел. Знаешь, мне что участковый рассказал? Эта тетка на календаре дни зачеркивала, сколько он уже отслужил. Но это ладно, говорят, так многие делают.
Но она ведь каждый день рядом числа подписывала! Одно число, сколько дней с призыва прошло, а другое — сколько парню до дембеля осталось. Одно число каждый день на единичку увеличивается, а другое уменьшается. Сто девяносто три у нее уже прошло, значит, а сто семьдесят два еще потерпеть надо было. Представляешь?
— Я представляю, — сухо отозвался Илья. — Так что у них дальше случилось?
— Дальше, если словам мужа верить, она психанула, схватилась за нож или замахнулась даже, он в показаниях путается. Говорит, так испугался, что дальше ничего толком не помнит, вроде как оттолкнул ее еле-еле. В результате от этого его «оттолкнул» она вылетела из окна пятого этажа. Сам понимаешь, от этого, как правило, умирают.
— А нож?
— Что — нож? — Вадим удивленно взглянул на Лунина.
— Она вместе с ножом выпала?
— Ах это. — Зубарев пожал плечами. — Это так важно? Я могу позвонить, уточнить.
— Ты прав, это уже не важно. — Поднявшись со стула, Илья на мгновение застыл в нерешительности, затем наклонился к столу и оперся о него левой рукой. — Нехорошо, наверное, будет.
Правая кисть, постепенно сжимаясь в довольно внушительный кулак, двинулась по широкой, слишком широкой для хорошего удара траектории. Движение это отнюдь не было ни эффектным, ни слишком быстрым, но все его недостатки искупались одним, необыкновенно ценным достоинством — неожиданностью. В последнее мгновение Зубарев, увидев мчащееся ему к лицу нечто, успел лишь удивленно хлопнуть ресницами, а затем, вместе со стулом, полетел куда-то спиной вперед. Полет этот оказался совсем недолгим. Сперва в преграду на полной скорости врезалась спинка стула, а спустя тысячную долю секунды затылок оперативника глухо ударился о пол.
Склонив голову набок, Илья с любопытством рассматривал лежащего на полу человека.
— А, нет, хорошо получилось, — в итоге вынес вердикт Лунин и вновь занял свое место перед тарелкой с недоеденной пастой.
Спустя некоторое время под столом послышалось шевеление, а затем, спустя еще несколько секунд, Зубарев ухватился рукой за край стола и кое-как встал на ноги. Довольно долго он стол неподвижно, бессмысленно глядя куда-то в противоположную стену и ощутимо покачиваясь из стороны в сторону, затем, окончательно придя в себя, обошел стол и сел напротив Ильи.
— Скажи, Лунин, — Зубарев протянул руку и крепко зажал в кулаке лежащую на столе вилку, — мы с тобой друзья? Я имею в виду, мы еще друзья?
— Думаю, да, — после некоторых размышлений отозвался Лунин.
— Тогда ладно. — Вилка выскользнула из медленно разжавшихся пальцев оперативника. — Понимаешь, я ведь не могу позволить, чтоб мне по роже колотил первый попавшийся жирный придурок.
— Я не жирный, — с обидой в голосе отозвался Илья.
— Значит, со всем остальным ты согласен, — кивнул Зубарев и тут же схватился рукой за разбитый затылок. — Знаешь, ты тут доедай, если хочешь, можешь даже из моей тарелки забрать, а я пойду прилягу на полчасика.
— Может, лед приложить? — забеспокоился Лунин.
— Спокойно, — Вадим упреждающе вскинул руку, медленно вставая из-за стола, — все, что мог, ты уже приложил. Думаю, на сегодня вполне достаточно.
Илье хорошо были слышны тяжелые медленные шаги поднимающегося по лестнице оперативника. Когда наконец стало тихо, Лунин взял вилку, но почти сразу, немного покрутив ее в руке, положил на тарелку. Аппетит исчез куда-то вместе с хорошим настроением, что было, в общем-то, довольно удивительно. Обычно, нервничая или расстраиваясь из-за какого-нибудь выбившего его из колеи события, Илья искал дружеской поддержки у распахнувшего свои крепкие мужские объятия холодильника. Но сейчас даже смотреть на еду вдруг стало неприятно. Откинувшись на спинку стула, Лунин закрыл глаза и попытался сосредоточиться. Денисова… Нет, Давыдова. Нет… но то, что на «Д» — это точно. Да что же это с памятью? Конечно, можно достать заявление и проверить. Нет, сам скомканный лист бумаги он с собой в Нерыбь не потащил, оставив валяться на кухонном подоконнике. Но есть ведь еще сделанная на телефон фотография, которую он отправлял Вадиму. Можно посмотреть ее. Надо всего лишь достать из кармана телефон и открыть глаза. Но глаза открывать почему-то не хочется. Лучше попытаться вспомнить. Вспомнить хоть что-то. Лицо. Какое у нее было лицо? Заплаканное. Изможденное. Да, но как она выглядела? Черт возьми, разве это нормально, ничего не помнить? Хотя нет, не так! Разве нормально сидеть и думать о человеке, которого ты совсем не знал, а теперь даже не можешь вспомнить ни лица, ни имени? Разве это нормально? Кажется, это несколько странно. Или все же странно то, что так не делают другие? Тот же Зубарев. А ведь он, по сути, нормальный парень, во всяком случае, лучше большинства остальных.