– Фиона, – прошептал он, зарывшись лицом в ее густые растрепанные волосы, – я не мог оставить в тебе свое семя…
Вздохнув, она убрала руки с глаз и взглянула на него:
– Твой отец не сумасшедший, Эван.
– Но он повсюду видит врагов. Настроения его меняются каждую секунду. Он может пребывать в ярости, а уже в следующее мгновение, завидев хорошенькую девушку, думает лишь о том, как бы побыстрее задрать ей юбку. Взрослый мужчина и к тому же глава клана не должен так себя вести.
– Не должен, – согласилась Фиона. – Но это еще не говорит о том, что он сумасшедший. Если он повсюду видит врагов, то только потому, что у него их и в самом деле предостаточно. – Она глубоко вздохнула, стараясь придумать довод, который переубедил бы Эвана. – Постарайся хотя бы на мгновение представить отца не взрослым мужчиной и главой клана, а маленьким мальчиком.
Эван так и сделал и изумился тому, как легко ему это удалось. Он и сам частенько видел в отце черты, свойственные детям.
– Признаюсь, он часто ведет себя так, словно еще не вырос.
– Так оно и есть. Все его слова и поступки говорят о том, что твой отец так и не стал взрослым. Он остался ребенком, причем крайне испорченным. Такое впечатление, что в детстве его ничему не учили, а если и учили, то он не усвоил из этих уроков ничего. Если ему чего-то хочется, он должен это получить немедленно, а такое поведение свойственно детям. Он не думает ни о последствиях, ни о будущем. Когда ему в чем-то отказывают, он приходит в ярость. Он не способен на чем-то сосредоточиться. Все это говорит о том, что твой отец не вырос, он так и остался ребенком. По правде говоря, единственное различие между твоим отцом и испорченным мальчишкой заключается в том, что твой отец спит с женщинами, которые рожают ему детей, да еще в том, что он в гневе способен причинить кому-то боль и даже убить. – Фиона нахмурилась. – Скажи мне, бывали такие случаи, когда он в ярости сделал кому-то больно или убил человека?
Поразмыслив несколько секунд, Эван наконец ответил:
– Он может быть очень кровожаден в бою, однако я не могу припомнить, чтобы он убил кого-то в гневе. Если кто-то ненароком оказывался у него на пути, он мог отшвырнуть его с дороги, стукнуть, поставить синяк, но обычно, когда он злится, он клянет всех на чем свет стоит, может что-то сломать, разбить. Несколько раз он приказывал нам поступить жестоко с людьми, с которыми поссорился, но мы, естественно, ничего подобного не делали.
– И, как я понимаю, он не наказывал вас за то, что вы его ослушались?
– Да. Похоже, он просто забывал о том, что отдал нам такой приказ.
– Он когда-нибудь насиловал женщину, если та ему отказывала?
– Нет. Хотя он очень разозлился на тебя за то, что ты научила здешних женщин говорить ему «нет».
– Вот видишь, а я цела и здорова.
Эван захлопал глазами и уставился на жену. Он не мог не признать, что в словах Фионы есть доля истины. Чем больше он думал о своем отце как об испорченном ребенке, тем больше убеждался, что она права. Если отец ведет себя не так, как положено, это еще не значит, что он ненормальный.
– Он не сумасшедший, – прошептал Эван.
– Да, – ответила Фиона, чувствуя жалость к мужу. Бедняжка, сколько же лет ему пришлось страдать! Какой, должно быть, ужас он испытывал, думая, что его отец ненормальный.
– Он просто старик, сохранивший характер испорченного ребенка.
– Боюсь, что это так. Подумай сам, Эван, если бы твой отец был сумасшедший, его безумие наверняка передалось бы по крайней мере одному из его многочисленных сыновей или одному из детей твоего брата. Но ведь этого не произошло?
– Верно. – Эван взъерошил рукой волосы. – Знаешь, я так долго был уверен, что мой отец ненормальный, что сейчас мне трудно убедить себя, что я ошибался.
– Ты и в самом деле ошибался. – Фиона улыбнулась, поймав на себе его хмурый взгляд.
– И не я один.
– Думаю, многие так считали. Наверное, поэтому по замку ходят слухи, что он убил своих жен. Трудно представить себе, что взрослый мужчина может вести себя так, как твой отец. Ведь он большой и сильный, так что никому и в голову не приходило, что в душе он сущий ребенок.
– Значит, запирать его в башню нет никакой нужды. А вот выпороть не помешало бы.
Представив себе, что Эван порет собственного отца, Фиона хихикнула:
– Боюсь, это уже не поможет. Радуйся тому, что он согласился отдать бразды правления в твои руки.
Эван вздохнул:
– Подозреваю, ему просто надоело самому править. А может быть, он устал. Ведь даже мой отец понимает, сколько нужно трудиться хотя бы для того, чтобы устранить все те ошибки, которые он наделал, а он работать не любит. Конечно, быть лэрдом ему нравилось, это льстило его тщеславию, и, когда все жители замка продолжали его так называть, зная, что он отошел от дел, он против этого не возражал. Правда, сначала ему было не слишком приятно, когда они добавляли слово «старый», но сейчас он перестал брюзжать по этому поводу.
Фиона медленно провела рукой по его бедру и почувствовала, что тело Эвана слегка затрепетало.
– Ну по крайней мере он больше не управляет кланом, наживая тебе новых врагов, – проговорила она, заметив, что глаза Эвана потемнели от страсти. – И, мне кажется, он только что позволил тебе принять Камеронов.
Эвану потребовалось несколько минут, чтобы уяснить смысл ее слов: слишком велико было желание и слишком трудно оказалось его подавить.
– Мне тоже так кажется. Ведь он мне этого не запретил, верно? Просто сказал, что сам бы он не стал иметь с ними дела. Союзники… – прошептал он, словно пробуя на вкус это слово и наслаждаясь теми перспективами, которые оно обещает в будущем.
– Сигимор – сильный союзник. Странно, что он и все его родственники рыжие, а твои родные темноволосые.
– Мой отец родился от второй жены, а отец Сигимора – от первой. Мой дед был рыжим. Все жены моего отца были темноволосыми, а все жены его брата – рыжеволосыми либо белокурыми. Мы воздерживались от родственных браков, а они нет. – Он нахмурился, припомнив, что Сигимор – крупный, сильный, красивый мужчина. – А ты хорошо знаешь Сигимора?
– Не очень. Мой брат женился на его сестре всего год назад, а я большую часть того времени трусливо пряталась за стенами Дейлкладача.
– Прятаться, когда за тобой охотится сумасшедший, – не трусость.
– Может быть. Но временами я и в самом деле трусила ужасно. После каждого нападения мне требовалось время, чтобы прийти в себя.
– Неудивительно. Я убью его для тебя, – поклялся Эван, понимая, что сделает все возможное, чтобы сдержать свою клятву.
– Спасибо, – прошептала Фиона и слегка улыбнулась. У Эвана перехватило дыхание, когда она начала ласкать его живот. Глядя на ее маленькую бледную руку на смуглой, рассеченной шрамом коже, он ощутил такое яростное желание, какого не испытывал никогда в жизни. Даже умелые ласки Хелены не вызывали в нем ничего подобного. Нелегко будет наслаждаться ее ласками и не пускать ее в свою душу и свое сердце, но он постарается. Самый безопасный способ для этого – вообще никогда с ней не связываться, однако Эван знал, что не сможет отказаться от той страсти, которую они только что испытывали. Он был прав, когда подумал, что стоит ему сделать Фиону своей любовницей, и он никогда не сможет от нее уйти.