– Я знаю, – сказал Гриша. – Не нужно ничем клясться.
Он немного походил по весёлой комнате.
– Участковому всё равно придётся рассказать, – начал он. И обе женщины накинулись на него:
– Как же ему расскажешь, ведь он сразу в камеру посадит! Зачем ему рассказывать-то, что ты придумал, парень! Ей уехать надо, да и всё!
– Нет, не всё! – твёрдо сказал Гриша. – Не всё!.. Телефон у вас наверняка выключен, да? – Оксана кивнула. – А вам наверняка сто раз звонили! Вас соседи видели, когда вы от автобусной остановки шли, и из пассажиров кто-нибудь наверняка вспомнит, если дело до этого дойдёт! И помада на чашке! Экспертиза покажет, что ваша она, помада эта…
Он ещё походил немного.
– Так что рассказать всё равно нужно. Только не сейчас! – Он повысил голос. – Я разберусь сначала, а уж вы потом мои выводы подтвердите, если надо будет! Так что посидите ещё денёк на чердаке, хорошо?
Оксана кивнула в некотором затруднении:
– Хорошо.
– А я забегу и скажу, что осада снята и можно выходить.
– Парень, – задумчиво проговорила Наталья, – ты чего, сам хочешь до всего докопаться? Прям как разбирает тебя!
– Он Марусю чуть не убил. – Гриша улыбнулся так, что Наталья вдруг ойкнула и зажала рот рукой. – А это один и тот же человек, я уверен. – Он подумал немного: – И самое в этом деле главное, что из дробовика по нашему дому стрелял вовсе не Валерик. Да и вообще ружьё не его.
– И… что? – спросила Маруся.
– А то, что преступник дробовик возле тела оставил, чтобы убедить всех, будто из него стрелял по нашему дому именно Валера.
– Зачем?
– Вот именно, – подтвердил Гриша. – Зачем?..
Они вышли на улицу и некоторое время молчали.
– Гриш, я ничего не поняла, – призналась Маруся в конце концов. Он ничего не ответил, и она ткнула его кулачком в бок. – Слышишь? Ещё и дробовик… не его? То есть получается, ружьё ему подкинули. Зачем?
– Да что с вами такое, Джон? – спросил Гриша задумчиво. – Вы утратили нюх?
– Гриш, говори по-человечески!
– Некий человек решает убить Валерика. То есть ему нужно убить, но обезопасить себя. Налёт цивилизации очень тонок, помнишь? Если можно убить и не попасться, значит, нужно убить! Он берёт дробовик, идёт ночью в осины к нашему дому и сидит там в засаде. Это местный житель, и он знает, что я до вечера вожусь на заднем дворе. Тут начинает смеркаться, ты выходишь, и он два раза стреляет. Разбивает лампу.
– Он что, собирался заодно убить кого-то из нас?!
– Да ну, Марусь. Из дробовика с такого расстояния, да ещё в сумерках, не убьёшь!.. Но мы делаем единственно возможный вывод – стрелял Валерик, потому что именно он утром напал на тётю Лиду из-за этого фонаря и обещал его разбить. Тот же самый вывод должны сделать и все остальные, то есть менты и участковый.
– Зачем?!
– Чтобы навести на меня, как зачем? – сказал Гриша совершенно спокойно. – Валерик якобы в меня стрелял, и я его убил. Всё логично. То есть выходит, что после выстрелов я помчался к нему в дом и дал ему по голове… чем там? Тяжёлым тупым предметом. Похоже на правду?
Марусе хотелось ответить, что нисколько не похоже, что это всё выдумки и притянуто за уши, но она промолчала.
Пожалуй, могло быть именно так.
– В качестве запасного варианта могла сработать и чашка со следами губной помады. То есть, если не я убил, значит, жена. Я же тебе говорю, этот человек местный, и всё про всех знает, и в курсе, как Валерик с женой скандалил и как она его боялась!
– Но жена его не убивала, – твёрдо сказала Маруся.
– И я не убивал, – продолжил Гриша.
– Тогда кто его убил?
– И за что? За скандальный характер? За кляузы? Или он на самом деле кому-то или чему-то помешал или мог помешать? – Гриша взял Марусю за руку и притянул к себе. – И за что он собирался убить тебя? Ты-то чем ему помешала?
– Гриш, – сказала Маруся жалобно, – может, нам лучше оставить это дело… егорьевским сыщикам? Может, они без нас разберутся?
– Может, и разберутся, – согласился Гриша, – но мы тоже попробуем.
Вывеска отдела полиции была новенькой, чёрные буквы на синем фоне, а сверху, под козырьком, выцветшие, но бодрые буквы сообщали «Отделение милиции пос. им. Цюрупы».
– Милиция, полиция, – проговорила Маруся, приставив ладонь козырьком к глазам. – Слушай, Гриш, кто такой Цюрупа?
Он потянул на себя обитую чёрным дерматином дверь. Внутри было полутемно, пыльно и пахло канцелярией.
– Цюрупа Александр Дмитриевич, нарком продовольствия, пламенный борец за уничтожение крестьянства как такового, очень настаивал на введении продотрядов. Собственно, он был их непосредственным организатором. Прославился кристальной честностью – ведал едой и то и дело бухался в голодный обморок.
Маруся посмотрела на Гришу. Вид у того был серьёзный, даже печальный немного, как и подобает при изложении биографии Цюрупы Александра Дмитриевича.
– Слушай, – спросила Маруся, – откуда ты всё это помнишь, а?.. Никто не помнит, а ты помнишь!
– Я некоторое время учился в школе, – объяснил Гриша, ему страшно польстило Марусино восхищение, – потом ещё некоторое время в институте. В обоих этих местах я именно учился, а не размещал свои красивые фотографии в Инстаграме и не постил свои умные мысли в блогах. И потом!.. Меня же бабушка и дедушка воспитывали, а они были куда умнее меня. Мне нравилось их слушать.
Весь отдел полиции-милиции состоял из одной комнаты, крашеная дверь оказалась распахнута настежь.
– Кого там принесло? – закричали оттуда, как только Гриша закончил свою устную краткую справку, как будто тоже слушали его с интересом.
– Илья Семёныч, это мы! – Гриша сунул в проём голову и зачем-то постучал в дверь. – Разрешите войти?
– Разрешаю. Чего тебе?
Илья Семёныч сидел за жёлтым столом, на котором не было ни бумаг, ни блокнотов, ни записок, ни фотографий, ни томов Уголовного кодекса, а лежали только одна картонная папочка и пластмассовая ученическая ручка. Рядом с ней фуражка. Вид участковый имел до крайности раздражённый.
– Протокола́ пишу, – сообщил он язвительным тоном, как будто это Гриша с Марусей заставили его писать «протокола́». – Сейчас опрашивать пойду! Кто где был, кто чего видел! Садись, вас тоже опрошу! Штукари обратно в Егорьевск укатили, а мне – вон, пиши, Семёныч, протоколá!..
– Илья Семёныч, кто такой Васильев К. Д.?
– Это откуда такой? Из кроссворда? Вроде художник был Васильев. К. Д. он там или не К. Д. – это уж я не помню.
– Да не художник, а на которого Валерик кляузы писал.
Тут участковый немного подумал, пошевелил бровями, взял свою фуражку, дунул в неё и довольно грозно спросил у Гриши, откуда ему известно, на кого Сыркин писал жалобы.