– Нет, – покачала головой Снежана. – Мама не очень дружит с фотоаппаратом, но я обязательно исхитрюсь и сфотографирую Татьяну Алексеевну. Постараюсь прямо сегодня во время обеда и сразу скину вам, хорошо?
– Хорошо. За завтрак и за помощь спасибо, только, Снежана, очень вас прошу, больше никакого расследования не проводите! Это может быть опасно, вы понимаете? Один человек уже погиб.
– Да, я понимаю. Михаил, а вы очень торопитесь?
Вообще-то Зимин очень торопился – через час у него была назначена встреча со свидетелем по делу, а до этого он намеревался доехать до дома Бубенцовой, чтобы поговорить с обнаруженной Снежаной бабкой. Но он понимал, что эта женщина спрашивает неспроста.
– У меня еще есть несколько минут, – ответил он. – Я думаю, что мог бы проводить вас до ателье. Вы что-то еще узнали и хотите поделиться?
– Нет, я ничего не узнала, – сказала Снежана медленно, словно раздумывая. – Но понимаете, мне не дает покоя одна мысль, высказанная моей мамой. Кстати, мне надо с ней попрощаться. Мамочка, я ушла в ателье! – прокричала она в глубь квартиры. – И Михаил Евгеньевич тоже уходит. Хорошего тебе дня!
– Спасибо за завтрак, Ирина Григорьевна, – тоже прокричал Зимин, вспомнив про хорошие манеры. – Было очень вкусно!
– На здоровье, – послышался мелодичный голос Машковской-старшей. – Приходите к обеду, у нас будет классический рассольник и расстегаи с рыбой.
– И когда только ваша мама все успевает? – пробормотал Зимин, рот которого моментально наполнился слюной, несмотря на недавний обильный завтрак. – Ладно, пойдемте. Я вас внимательно слушаю. Что такого особенного сказала Ирина Григорьевна?
– Мы обсуждали историю нашей семьи. Я просила ее и тетушку вспомнить что-то из рассказов о нашей дальней родственнице Тате Макаровой-Елисеевой – то, что могло пролить свет на загадку случившегося убийства. И мама сказала: невозможно вспомнить то, чего ты никогда не знал. Понимаете?
– Если честно, не совсем.
Разговаривая, они вышли в подъезд, Снежана захлопнула дверь, и они начали спускаться по широким и высоким ступеням сталинского дома. Зимину всегда ужасно нравились такие подъезды – светлые, с высокими лестничными пролетами, сохранившими дух прежнего времени, того самого, в котором жили на всю катушку и работали профессионально. Почему-то вдруг по этому времени, а точнее, по его людям Зимин начал скучать.
– Ну смотрите, – звонкий голосок Снежаны прервал его ностальгические мысли. – Если допустить, что Дарью Бубенцову убили из-за старинного сапфирового креста, то сделать это мог только человек, который про этот крест знал. Так?
– Разумеется.
– Первым, кто о нем узнал, был ваш подозреваемый Некипелов. Именно он обнаружил дневник, принадлежащий его предку, который из-за креста угодил на каторгу. Думаю, что и потомкам его поиски семейной реликвии ничего хорошего не принесли. Как минимум, в дневнике говорится о двух убийствах, а может быть, и о трех. Но вы склонны считать, что Некипелов Бубенцову не убивал. Так?
– Да, я уже объяснял, почему так считаю.
– А я склонна с вами согласиться. Тогда из дневника следует, что знать про крест могли три подруги – ученицы знаменитой кружевницы Софии Брянцевой. Одну из них звали Авдотья Бубенцова, и именно ее родственницу Дарью Степановну недавно убили. Сама себя она в чемодан засунуть никак не могла, так что эту линию тоже можно считать тупиковой.
– Убедительно. – Зимину почему-то ужасно хотелось улыбаться во весь рот, хотя ничего веселого в словах его собеседницы не было.
– Второй подругой была бабушка маминой бабушки, Татьяна Елисеева, в юности Тата Макарова. О ней, кстати, в дневнике ни слова, но и мама, и тетушка помнят, что у Таты были в юности две подруги, которые ее предали. Подозреваю, что предательство как раз было связано с сапфировым крестом, хотя это все мои умозаключения, конечно.
– Допустим. – Зимин все-таки улыбался, так сильно она ему нравилась.
– У Таты Макаровой остались только две линии родственников. Первая – это мы с мамой, но мы обе ничего не знали про прошлое Таты. Вообще мало что о ней знали, кроме того, что ее работы есть в музее кружева. А уж про драгоценный сапфировый крест и вообще слыхом не слыхивали. Именно поэтому мы не могли его искать. Теперь понимаешь?
Зимин перестал улыбаться – он вдруг понял, о чем толкует ему Снежана Машковская.
– Кажется, да. Некипелов, хозяин дневника, рассказал, что начал поиски потомков Бубенцовых, потому что вычитал в найденной на чердаке тетради, что крест находился у них. Он узнал про фамильный крест, начал его искать, вышел на Дарью Степановну, а потом ее убили. Конечно, сделать это мог только тот, кто тоже узнал про крест! Причем узнал недавно, ведь все эти годы ни вас с мамой, ни Бубенцовых никто не искал. И что же тогда получается?
– А то и получается: либо поиски креста действительно ведет свалившаяся на нас неведомо откуда наша дальняя родственница по второй линии, ведущей от Татьяны Елисеевой, либо потомки третьей подруги Пелагеи Башмачниковой тоже узнали про сапфировый крест и начали охоту за драгоценной реликвией, – торжествующе заключила Снежана.
– Хм, интересная версия! Вот только признаюсь вам, тебе, Снежана, что жизнь научила меня не верить в совпадения. Некипелов нашел дневник, ваша родственница явилась из Швейцарии, а кто-то третий тоже начал розыски сапфирового креста? Жизнь – не книга и не кино, в ней так не бывает.
– А я и не говорю о совпадениях, – серьезно возразила Снежана. – Скорее всего, все эти факты взаимосвязаны, и сходятся они на одном человеке – Некипелове. Он явно знает больше, чем говорит.
Ответить Зимин не успел. За разговором они успели обойти дом и уже подходили к крыльцу ателье, с которого внутрь вела стеклянная дверь, сейчас вдребезги разбитая. Перед входом стайкой толпились девушки-портнихи. Одна из них увидела подходящую Снежану и встрепенулась, как воробей.
– Снежок, как хорошо, что ты пришла, а то я не знала, как тебе позвонить, что сказать.
– Лида, что случилось? – строго спросила она.
– А что, ты не видишь? – Голос Лиды поехал куда-то вверх, сорвавшись на фальцет. – Мы пришли, а дверь разбита.
На стеклянной двери действительно зияла дыра, проделанная то ли метко брошенным камнем, то ли просто ногой.
– У вас что, нет сигнализации? – быстро спросил Зимин у застывшей Снежаны.
– Нет, это дорого, да и бессмысленно. Мы не храним ничего такого, что стоило бы украсть. Отрезы тканей? Швейные машины? Так они к полу прикручены. Лида, вы внутрь заходили? Что-нибудь пропало?
– Да не заходили мы, – плачущим голосом ответила девушка. – Страшно ведь! Хотели тебе звонить, а тут и ты идешь.
– Так, позвольте мне, – сказал Зимин и протянул руку за ключами, которые держала в руках Лида. – Девушка, давайте отопрем дверь и посмотрим, что там внутри.