Из обморока ее тогда вывела Дуся, энергично растершая лицо подружки снегом.
– Вставай, тикать надо, – горячо шептала на ухо переминающаяся с ноги на ногу Палашка. – Сейчас полиция набежит, тогда неприятностей не оберемся.
Татка с трудом поднялась на ноги, отряхнула юбку, заботливо выбранную утром для похода к Брянцевым, сунула руку в карман, а наткнувшись на крест, словно обожглась.
– Что ты опять копаешься, пошли давай, – шипела Палашка.
Поддерживая друг друга, девушки поспешили прочь. Толпа, собравшаяся вокруг места происшествия, все росла, полиция уже прибыла, привели и не успевшего далеко убежать преступника – он затравленно смотрел на лежащее на дороге тело и сплевывал через стиснутые зубы. Тата заметила, как он внимательно и оценивающе посмотрел на трех девчушек, особенно задержав взгляд на видной Пелагее. К счастью, остальным до них не было никакого дела, а потому, убыстряя шаг, они уходили все дальше и дальше, оставляя страшную картину позади и по дороге объясняя недоумевающей Пелагее, что случилось.
Перед дверью в дом Брянцевых Тата остановилась.
– Пошли же, – дернула ее за рукав Пелагея. – Перерыв уже давно закончился, София нас наверняка потеряла.
– Подожди, – выпалила Тата и вырвала руку, – нам надо решить, что делать с крестом.
– А что с ним делать? – глуповато спросила Дуся. – Владельцу его теперь не отдать, потому что он умер, да и никакой он не владелец, раз сам крест украл у того, высокого. Ему тоже не вернуть – он за убийство отвечать будет. Так что получается, крест теперь наш.
– Как это наш? – У Таты от негодования даже голос задрожал. – Разумеется, он не наш, а чужой, и мы просто обязаны его вернуть!
– А Дуся-то права, – задумчиво вступила в разговор Палашка. – Получается, что некому его возвращать. И объяснить, как он у нас оказался, мы все равно не сможем: скажут, что мы его украли.
– Но мы же не крали! – Тата чуть не плакала. – Мы же как лучше хотели!
– Кому ты это теперь докажешь, – мрачно сказала Палашка. – Нет уж, вы как хотите, а я в неприятности влезать не собираюсь.
– А меня папка выпорет, – Дуся все же заплакала. – Татка, ты же знаешь, что он, чуть что, сразу за ремень! Вам-то хорошо, вас отцы пальцем не трогают.
– Девочки, не можем мы просто взять и оставить крест себе. Это чужая вещь, да еще и дорогая очень, – не сдавалась Тата. – Давайте Софии все расскажем, она рассудит, как поступить.
– Да как же, рассудит она! Полиции расскажет, а значит, нас опрашивать начнут, все и раскроется, Дусю отец выпорет. А если не расскажет, значит, Брянцевы себе этот крест возьмут, а мы ни с чем останемся. Это, между прочим, нечестно! У Петра Степановича была возможность крест заполучить, он сам отказался. Так что крест теперь действительно наш, как будто мы его нашли, – авторитетно заявила Пелагея.
Тата приготовилась возражать, но дверь дома Брянцевых открылась, и на пороге показался Петр Степанович, возвращавшийся в суд.
– Девочки, что же вы тут стоите? Занятие давно началось, Софьюшка вас ждет, а ну бегите быстрее, – доброжелательно сказал он.
Дуся и Палашка, воспользовавшись приглашением, шмыгнули в открытую дверь, а Тата осталась стоять, как зачарованная рассматривая ворсинки на пальто своего божества.
– Что же вы стоите, милая девушка? Поверьте, я не хотел вас обидеть, – в мягком голосе звучали такие ласковые интонации, что Тата вспыхнула, как маков цвет. Выглянув на улицу, Дуся дернула ее за руку и втащила в дом. Дверь с мягким стуком захлопнулась за спиной.
Сейчас Тата снова вспыхнула, вспоминая серые глаза Петра Степановича, смотрящие, казалось, прямо ей в сердце.
– Ты что, Тата? – ласково спросила София. – Напугала я тебя рассказом про лихих людей? Не переживай, все утрясется, разумеется. Мы ничего ни про какие кресты не знаем, а уж вы, девочки, тут совсем ни при чем. Беды не будет.
Ох как хотелось Тате прямо сейчас рассказать Софии правду, поделиться, что они очень даже при чем, поведать, где они с подружками спрятали крест! Но немота сковала ей рот, и Тата молчала, не в силах вымолвить ни слова. Больше всего на свете она боялась, что учительница и мастерица разочаруется в ней, Тате Макаровой. Или, страшно подумать, им с девочками вовсе откажут от дома, и она больше не сможет приходить сюда дважды в неделю, учиться кружевному искусству, овладевать ремеслом плетеи, способным прокормить их семью, слушать, как поет София, склонившись над подушечкой со сколком, пусть и изредка, но видеть Петра Степановича. Нет, лучше уж она промолчит и ничего не скажет.
– Все в порядке, София Петровна, – наконец вымолвила она. – Я вам сколок хотела показать, сама разработала. Вдруг понравится.
Она вытащила из-за спины плотный лист оберточной бумаги, на котором дрожал прихваченный морозом кленовый лист, испещренный прожилками и паутинкой изморози. Рисунок был хорош, Тата и сама это понимала, но все равно молчала, в ожидании важного для себя вердикта.
– Боже мой, какая прелесть, Тата, – всплеснула руками София, – просто чудо, как хорошо! Обязательно попробую сплести этот узор, он такой нежный, думаю, что кому-нибудь из столичных заказчиц понравится.
Теперь Таткино лицо рдело уже от похвалы. Подумать только, сама София хочет сплести кружево по ее сколку!
– Ну-ка, поставь в углу свои инициалы, – сказала вдруг учительница.
– Что?
– Поставь первые буквы имени и фамилии, чтобы все, кто будут брать сколок в руки, знали: его разработала Татьяна Макарова. А то кто угодно сможет выдать такую красоту за свою работу, а это нехорошо, неправильно. Ты буквы знаешь?
– Да, София Петровна, меня папа научил, он грамотный, – сказала Тата, подошла поближе, взяла предложенный Софьей грифельный карандаш и дрожащей буквой вывела буквы Т.М. в верхнем правом углу листа.
Невысказанная тайна продолжала разрывать ей грудь, но признаться сейчас, после похвалы, было немыслимо, невозможно. Украдкой смахнув слезинку, выбежавшую от избытка чувств, Тата села на свое место и склонилась над пяльцами. Комната заполнялась ученицами, через пять минут начался очередной урок. Ловко перебирающая коклюшки Тата на время забыла о своих горестных раздумьях и проклятом кресте.
Но сейчас, дома, она просто не находила себе места. Нет, неправильно они с девочками решили, совсем неправильно! Нельзя жить дальше, делая вид, что ничего не случилось. Нельзя спрятать крест, как предложила Пелагея, и забыть о нем на некоторое время, до тех пор, пока, по ее словам, «не уляжется шум». Нельзя скрывать правду от Софии и ее семьи. Если подруги этого не понимают и боятся, что их накажут, значит, Тата все сделает сама.
Да, она достанет крест из тайника, отнесет его Софии и все расскажет, взяв вину на себя. В конце концов, это она решила, что оставленному вопреки воле Петра Степановича «подарку» не место в доме Брянцевых. Она придумала догнать противного визитера и вернуть ему крест, значит, она и ответит. А про Дусю и Палашку просто не скажет ни слова.