Угрюм-река - читать онлайн книгу. Автор: Вячеслав Шишков cтр.№ 2

Откуда пришел сюда Данило Прохорыч почти семьдесят пять лет тому назад – никто не знал.

– Какое кому дело?.. Пришел, да и весь сказ... Из берлоги вылез, – говаривал старик.

И верно. Сначала один, как медведь, корежил тайгу, потом сына Петра поднял. Мельницу-мутовку на речке сделали, пушнину у звероловов скупали, копейку берегли.

И чрез черный труд, чрез плутни, живодерство, скупость постепенно перекочевывали из хибарки во флигель, из флигеля в просторный новый дом.

А теперь весь сухой, в позеленевшей бороде, лысый, но с прежним орлиным взглядом древний Данило лежал на кровати, под ситцевым пологом.

Ночь была.

– Петька! – позвал он сына. – Петька! Да встань ты, встань... – и закашлялся, и зашептал молитву.

В соседней комнате скрипнула кровать.

– Бегу, батюшка! – И в одном белье, босиком шагнул к Даниле чернобородый, лохматый Петр.

– Зажги лампадку.

Петр, что-то бормоча, тревожно зажег лампадку: час был неурочный.

– Подь сюда... Умираю...

У Петра сердце ударило в грудь, сладко замерло, быстро забилось: наконец-то родитель в одночасье сделает сына богачом.

– Петя, – старик взял его за руку. – Вот и конец... вот и...

Петр вздохнул и пристально поглядел в орлиные глаза его.

– Ничего, батюшка. Может, еще...

– Нет, сынок... Крышка... – Старик тяжело задышал: – Ох, да-кось воды... Помочи голову. – Он взглянул на колыхавшийся огонек лампадки и перекрестился: – Прости, Заступница-Богородица... Вот, Петька, ты теперь один останешься. Ну, прости меня, душегуба. Разбойник я... Деньги там... Сосну с развилиной знаешь у Зуева болота?.. Ну, отмерь на закат двадцать два шага, камнище найдешь... От камнища три печатных сажени влево: тут...

Петр затаил дыхание, глаза его жадно заблестели, золотой звяк взыграл в ушах.

– На добрые дела... на упокой души... А то погибель мне будет: там не простится, с вас взыщется, с тебя, с Прошки, со всего кореню нашего... Церковь сделай... Бедным... богаделенку построй какую... Слышишь?

– Слышу, батюшка... Сполню...

– Перекрестись... Встань на колени... Клянись...

Петр дал клятву. Потом спросил:

– А сколько, батюшка... всего-то?

– Много, Петька... Ох, большой у меня камень на душе... Убивец я... Не одну душу загубил...

– Кого же ты?

– Ну, чего там... Ну... вот опосля скажу. Отходить когда буду... в тот свет... теперича еще, может, оклемаюсь. Буди Марью... Зови Прошку. Да-а... ведь он в науке... Зря... Не надо бы. Зови попа... Пусть Гараська верхом смахает в Медведево... Стой! стой! Подожди-ка... Ну ладно. Покличь Марью...

Петр плохо понимал, что говорил отец. Пред его глазами стояла сосна, серел покрытый мхом вросший в землю камень, блестели и сладко позванивали червонцы, а дальше... разливным морем бурлила вольная жизнь-услада.

Петр наскоро чмокнул отца в холодный лоб, брезгливо отер губы и тряхнул головой:

– Батюшка, благослови.

– Бог тебя благословит. Иди покличь.

Петр расставил локти, благодарно взглянул на лучистый огонек у образов и радостно зашлепал босыми ногами по крашеному полу.

– Марья, батюшка зовет! Вставай!.. – потрепал по плечу жену. – Ну, шевелись...

– Чего такое? – поднялась та, щурясь на зажженную свечу. – А ты куда это?

– А куда надо... за попом, – бросил Петр, вытаскивая из-под кровати болотные сапоги и суетливо обуваясь. – Черти... Смазать не могли. Как дерево, твердые, не лезут... Дьяволы!

Петр стучал грузными сапогами, отыскивал пиджак. Скорей... Проверить... Он отлично помнит этот камень, много раз отдыхал на нем во время охоты.

«Господи! А вдруг да кто-нибудь нашел?»

Терзаясь неизвестностью: богач он или так себе, ни в тех ни в сех, – он спустился с крыльца во двор и покликал Шарика. Тот подкатился к нему серым комом, заюлил возле ног и, обнюхав болотные сапоги, вопросительно взглянул на пустые руки: а где ружье?

– Лука, отопри-ка, – сказал Петр караульному, – с батюшкой чегой-то худо...

– А сам-то куда?

– Да тут недалече, – смутился Петр и нахлобучил шляпу. – Слушай-ка, Лука. Ты шагай-ка, парень, на кухню. Может, от хозяйки наказ какой выйдет. За попом али что. Ежели за попом – Гараську пошли, пусть Каурку заседлает, а под попа – Сивку.

– Плох, говоришь, старик-то?

– Плох.

Белобрысый маленький горбун Лука, жалеючи, почмокал губами, сдернул мокрую шапку и перекрестился.

Петр быстро шагал знакомой тропой, Шарик бежал впереди. Мелкий дождь упорно поливал тайгу. Утоптанная тропинка была скользка. Фонарь светил тускло, и Петр раза два натыкался лицом на сучья.

Он спустился в глухую балку и перешел вброд шумливый поток. Путь сделался труднее, без тропы. Пробираясь сквозь чащу, Петр чутьем, как волк, отыскивал направление. Он шел через тьму напролом, потрескивая сухим хворостом. Мысль его усиленно работала, весь он был в зыбком угаре. Он то становился выше ростом, шире в плечах: тогда перед ним вставала богатая, еще не изведанная жизнь на виду у всех, чтоб про него гул по земле катился, чтоб трубы трубили, колокола бухали. То вдруг мечты проваливались в яму: вновь делался он маленьким-маленьким, его жизнь замыкалась навеки в бревенчатом частоколе, что опоясал колдовской чертой их таежную заимку.

Петр приподнял фонарь и водил им кругом, соображая, куда идти.

«Ага! Зуево болото. – Он огладил Шарика, пошел прямиком. – Вот и сосна».

Он отыскал обомшелый, тот самый, камень, отсчитал три сажени влево. Разгреб пласт хвои с перегноем и стал копать.

Шарик посовал носом в пахучую раненую землю, посмотрел на хозяина и тоже принялся скрести передними лапами, откидывая назад большие комья. Петр взял лом и прощупал яму во всех углах. Лом глубоко уходил в грунт. Пусто. Стал копать в другом месте. Пусто. Петра брало нетерпение. Однако он выбился из сил, подошел к камню, сел и закурил трубку. Сердце его ныло, фонарь остался на сосне, вдали, а здесь, у камня, тьма. Петр посмотрел туда: ему показалось, что фонарь покачивается, а ветра нет.

– Шарик! – крикнул он и посвистал.

Кто-то слегка ткнул его повыше пятки. Петр вскочил.

– Ты?

Шарик ластился к нему. Фонарь теперь висел неподвижно, но железная лопата там, в яме, цокает о землю и скрипит. Петра затрясло.

«Черти роют... Заклятый клад...» – подумал он. В яме копошилось серое, седое.

– Шарик! Узы! Узы!

И Петр как сумасшедший бросился к яме. «Надо говорить, надо кричать... А то жуть».