– Понимаю. Мне иногда тоже хочется ото всех сбежать. Утренние прогулки позволяют проветрить голову. Иметь большую семью – это одновременно и благословение, и проклятие.
– Точно. Хочешь здесь осмотреться?
– С удовольствием, – отвечаю я, хотя не уверена, что от этого не станет только хуже. Что, побывав в его доме, я не начну представлять себе, как он проводит здесь время со своей невестой.
– Когда мы с Кэтрин наконец поженимся, – говорит Ник, угадав мои мысли, – ее отец подарит нам другой дом.
– А что ты будешь делать с этим?
Ни элегантная отделка, ни сводчатые потолки не намекают на то, что здесь будет любовное гнездышко, и тем не менее… Может, это оно и есть? Может, сюда Ник планирует поселить свою любовницу?
– Не знаю. Наверное, оставлю как капиталовложение или как предмет роскоши. Или, когда женюсь, буду сдавать тем, кто приезжает на сезон. – Его лицо становится серьезным: – Это не то, о чем ты подумала. Я знал прежних владельцев этого дома, он мне всегда нравился. Как только до меня дошли разговоры о том, что его продают, я просто не смог совладать с желанием иметь собственный уголок – место, где можно расслабиться. А еще я, наверное, представил себе, как мы стоим на балконе вдвоем. Я надеялся осуществить эту мечту, когда мы с тобой снова увидимся. После нашей встречи в Нью-Йорке не прошло ни дня, чтобы я о тебе не думал.
Я понимаю, что Ник беззастенчиво льстит мне, но и правда в его словах есть – она-то и производит на меня особенно сильное впечатление. После всей той лжи, в которой я погрязла, мне приятно видеть, что он со мной честен, даже если сама природа наших отношений предполагает скрытность и осмотрительность.
Я беру его за руку.
– Покажи мне весь дом.
Мы ходим из комнаты в комнату, держась за руки. Босыми ногами я чувствую прохладу мраморного пола. Мебель накрыта накрахмаленными белыми простынями.
– Здесь еще не все для меня подготовили, поэтому я пока поселился в «Брейкерсе». Это проще, чем везти сюда весь скарб из Вашингтона. Да и быстрее. Мне не терпелось вернуться в Палм-Бич. – Он обнимает меня за талию и касается губами моего виска: – Я не мог дождаться, когда увижу тебя.
– Осторожно! – говорю я дразняще, а сама замираю от радости. – Ты начинаешь говорить как человек, склонный к маленьким бунтам.
Ник смеется.
– Может, во мне действительно развилась такая склонность.
Наша экскурсия оканчивается в спальне, как будто она изначально и была нашей целью. Это просторная комната с шикарным видом на океан. Через огромные окна слышен шум волн. Кровать – роскошная, как в европейском дворце, – стоит на возвышении, застеленная одной только белой простыней.
Если мне в этой жизни суждены какие-то сожаления, то лучше я буду жалеть о том, что сделала, чем о том, что упустила.
Я сажусь на кровать, откидываюсь назад и, опершись на локти, смотрю Нику в лицо. Моя рука тянется к нему, пальцы обхватывают его предплечье. Он наклоняется и целует меня так, как я все это время мечтала.
Дальше я ничего не помню, кроме того, что почувствовала себя в поезде, который сошел с рельсов, но из которого мне все равно не хотелось выходить.
* * *
Теперь, отправляясь на утреннюю прогулку, я уже не бреду куда глаза глядят и не чувствую себя одинокой. В эти часы Ник откладывает все свои дела и ждет меня. С мебели уже сняты чехлы, но прислуги в доме не бывает – она приходит только несколько раз в неделю, в определенное время.
Еще недавно я не хотела становиться ни любовницей, ни женой Ника, а теперь хозяйничаю в его доме, как в своем собственном. У меня есть ключи, и иногда я прихожу сюда одна: усаживаюсь с книжкой на диван, слушаю волны, наслаждаюсь видом из окна и отдыхом от семьи. А иногда просто сижу и жду, когда Ник вернется с какой-нибудь из многочисленных встреч.
Сегодня он ушел рано: друзья, в том числе Кеннеди, ждали его в местном гольф-клубе. Я читала. Хлопок входной двери и шаги по мрамору заставляют меня вздрогнуть. Я откладываю книгу и встаю. В этот самый момент в гостиную входит Ник.
– Привет, дорогая, я дома, – шутит он, целуя меня.
Я протягиваю ему бокал.
– Вот. Я приготовила тебе «олд-фэшн».
– Как это по-семейному!
– Не обольщайся, – смеюсь я. – В баре я, может, и не заплутаю, а вот кухня для меня тайна. Ее лучше предоставить более умелым рукам.
– Мне нравятся твои ручки, и я считаю их очень умелыми. Спасибо тебе большое.
Я, улыбаясь, снова сажусь на диван и подбираю под себя ноги.
– Как гольф?
– Никогда ничего подобного не видел, – говорит Ник, делая глоток коктейля. – Собралась огромная толпа, только чтобы на него посмотреть. Люди устроили настоящую давку, пытаясь пожать ему руку. Не представляю себе, что же происходит, когда он решается выйти куда-нибудь с Джеки и детьми.
– Все его любят.
– Да, многие. – Рот Ника превращается в тонкую линию. – Тем труднее приходится секретным службам. Все время находиться в такой толчее очень опасно для него.
А также для тех, кто рядом.
На днях арестовали несостоявшегося убийцу, которым оказался почтовый служащий на пенсии. В полицию поступил сигнал, его остановили. При нем был динамит, предназначенный для Кеннеди. Это следует воспринимать как отрезвляющее напоминание о том, что обойти президентскую охрану не так уж сложно и что высокопоставленные лица вроде Ника сильно рискуют.
– Тебе тревожно? – спрашиваю я.
– К счастью, он понимает серьезность ситуации. Секретная служба тоже. Но идеального решения пока не нашли. Джек хочет быть народным президентом, который не отгораживается от людей. А ведь чем сильнее ты открываешься, тем больше опасность.
– О себе самом ты совсем не беспокоишься?
Ник мотает головой.
– А чего мне о себе беспокоиться? Я всего-навсего сенатор из Коннектикута. На адрес моей приемной постоянно приходят письма с угрозами, но сильно сомневаюсь, чтобы кто-то собирался их осуществлять. Президент – другое дело.
Я обнимаю Ника.
– Все-таки мне за тебя неспокойно.
– Ничего со мной не случится. – Он ставит стакан на столик и тоже меня обнимает. – Так легко ты от меня не избавишься.
* * *
Рождество мы с Ником празднуем 26 декабря, когда заканчиваются семейные торжества. В Палм-Бич праздничное настроение бьет через край. Католическая церковь Святого Эдварда набита до отказа: всем интересно взглянуть на будущего президента.
Ник дарит мне браслет с бриллиантами по всей длине (дома я говорю, что это бижутерия), а я ему – часы, которые купила на Уорт-Эвенью, взяв деньги из гонорара от ЦРУ (слава богу, просить у родителей мне больше не приходится). Наврав матери и отцу про воображаемую подругу, якобы пригласившую меня к себе, я уединяюсь с Ником на весь вечер и всю ночь. В темноте, когда пляж пустеет, мы плаваем в океане, а утром лениво нежимся в постели и завтракаем, не вставая.