– Хочешь поговорить?
– Нет, – говорю я хрипло.
Он меняет позу, чтобы мне было удобнее к нему прижаться. В сердце что-то поворачивается.
Возникает такое ощущение, будто нет ничего естественнее, чем лежать вот так в его крепких объятиях, положив голову ему на грудь.
– Когда я вернулся с войны, мне тоже снились такие сны, – говорит Ник и морщится. – Даже сейчас иногда снятся.
– Значит, легче не станет? – спрашиваю я.
Он наклоняется и целует меня в макушку.
– Станет. Со временем. – Его руки сжимают меня еще сильнее. – Но совсем, наверное, не отпустит.
– Да, наверное, не отпустит.
Мы лежим, обнявшись, до самого утра.
* * *
В мой последний день перед отъездом мы валяемся голые в постели и попиваем шампанское, обедаем холодным омаром и медальонами из говядины. Ни о политике, ни о Фиделе, ни о невесте Ника, ни о будущем мы больше не разговариваем, зато я узнаю ответы на кое-какие давно интересовавшие меня вопросы, а он выведывает кое-какие мои секреты.
– Расскажи о своей семье, – говорит он.
– О семье?
– Ну да, мне любопытно.
– Ничего особо любопытного моя семья собой не представляет.
– Почему-то мне слабо в это верится. Я видел твоих сестер на боевом задании.
Я смеюсь.
– Каким был твой брат? – спрашивает Ник мягко.
– Веселым. Вечно что-нибудь затевал, вечно искал приключений. Он был очаровательный. И добрый. Мы, конечно, баловали его – единственного мальчика при четырех сестрах. Он обожал, когда мы вокруг него крутились.
– Дружить со своими братьями и сестрами – это прекрасно. Тебе повезло. Так бывает не у всех.
– С девочками мы всегда хорошо ладили. Но Алехандро был мне особенно близок. Даже не знаю, как объяснить… Мы понимали друг друга так, как больше никто в семье нас не понимал. Может, это потому что мы были близнецами.
– Ты, наверное, ужасно по нему тоскуешь.
– Да, постоянно. Я не могу спокойно жить дальше, зная, что он такой возможности лишен.
Ник смахивает с моей щеки одинокую слезинку.
– Понимаю. Сочувствую.
– Теперь ты расскажи о своей семье.
Он откидывается на спинку кровати.
– Моя семья большая и шумная, с огромными планами и ожиданиями.
– Чтобы ты стал сенатором – это один из их планов?
– Мне, пожалуй, было бы проще свалить все на них. Но нет, заниматься политикой – мое собственное решение. Иногда я проклинаю себя за него, но чаще благодарю. Работа в сенате меня спасла.
– Каким образом?
– После войны я почувствовал себя потерянным. Там, в Европе, меня окружали единомышленники. Мы боролись за одно и то же. У нас было братство. Когда я вернулся, все это исчезло.
– Но вернулось благодаря твоей работе в сенате?
– Пожалуй, да.
– Никогда не думала, что вы, сенаторы, – такая дружная компания.
– В чем-то это действительно так, в чем-то нет. В любом случае мы все делаем одно дело. В первое время по возвращении мне не хватало ощущения общности.
– И все-таки почему именно политика?
– Моя жизненная ситуация уникальна. Я родился в семье, которой не приходится бороться за то, за что борются другие люди в нашей стране. Моя фамилия дала мне хороший старт, и я намерен использовать свои возможности во благо. В Европе я собственными глазами видел, что бывает, если молчать о своих убеждениях, и хочу сделать так, чтобы тот кошмар никогда больше не повторялся.
– А ты действительно мечтаешь стать президентом?
Ник усмехается.
– Если уж ставить перед собой цель, так лучше не мелочиться. Ну а если серьезно, то пока я мечтаю только переизбраться в сенат. Замахиваться на президентство мне рано, да и партия сейчас в хороших руках.
– Ты дружишь с Кеннеди, да?
– Вижу, ты навела обо мне справки.
Я смеюсь.
– Просто невозможно прожить сезон в Палм-Бич и не слышать каждый день о Николасе Престоне. Все говорят, вы с Кеннеди большие друзья.
– Он великий человек. Из него выйдет хороший президент, который поведет страну в верном направлении.
– А потом?
Ник улыбается.
– Когда-нибудь, может, настанет и мой черед.
– Тогда ты должен вести себя осторожно. Для будущих президентов скандалы – слишком большая роскошь.
– Это точно.
– Тебе нужна правильная жена, правильная семья. Ты должен поддерживать правильный имидж.
– Должен. И буду.
– А есть у тебя другие женщины? – спрашиваю я, сглотнув. – Вроде меня?
Я боюсь услышать ответ и тем не менее заставляю себя задать этот вопрос. Если уж ввязываться в такое, то только с открытыми глазами. Думаю, Ник не первый, у кого одна женщина для публики, а другие – для личной жизни.
– Были, – отвечает он. Я не удивлена и даже ценю его честность. – Но уже несколько месяцев никого нет. – Он вздыхает. – Жаль, что мы не встретились год назад. До того, как я связал себя обещанием.
– Больше мы не должны этого делать.
– Пожалуй, – соглашается Ник.
Глава 14
Мы прощаемся в моем номере, Ник целует меня, обвив руками мою талию. Я прижимаюсь к его телу, которое так хорошо изучила. В руке визитка, на которой он написал свой личный номер. Когда Ник уходит, я спускаюсь в бар, где мы с мистером Дуайером договорились встретиться, чтобы обсудить вчерашний прием у Фиделя.
– Насколько мне известно, все прошло хорошо, – говорит мистер Дуайер вместо приветствия, когда я сажусь напротив него.
– Думаю, да.
– Ему понравилась ваша внешность.
Я прищуриваюсь:
– Если у вас там были шпионы, то зачем вам я?
– Шпионы у меня везде, а нужны ли мне вы, я еще не решил.
– Что дальше? Что я должна делать?
– Вы произвели впечатление. Как говорят мои информаторы, ваш ранний уход огорчил Фиделя. Он рассчитывал насладиться вашим обществом наедине.
По моей шее поднимается жар.
– Я думала…
– Вы хорошо сыграли свою роль. Если бы проявили излишнее рвение, было бы подозрительно. Слишком легкая цель показалась бы ему малоинтересной, а так вы набили себе цену. Не торопили события, не выдали себя. Словом, справились лучше, чем я ожидал.
– Так каков дальнейший план?
– Будем ждать подходящего момента, чтобы вы продолжили наступление на Фиделя. А пока предлагаю вам другую работу. Она тоже будет оплачена.