– Ну и ладно, – махнула рукой Сологубова. – Я все равно не могла придумать, какое тебе дать задание.
И она снова засмеялась.
Глава 21
Макар Евграфович чувствовал себя гораздо лучше, хотя был еще очень слаб. Увидев Киру, он улыбнулся и, приветствуя ее, слегка приподнял руку. Кораблева осторожно до нее дотронулась, погладила пергаментную кожу и засуетилась. Достала термос с куриным бульоном, налила его в кружку, отставила в сторону, чтобы остыл, сбегала к медсестре на пост, узнала температуру и давление Самохина. Потом поправила подушку, разгладила полотенце, подоткнула одеяло и, наконец, уселась на краешек кровати.
– Как дела, Кирочка, что нового в партии?
И Кира стала рассказывать о проблемах, которые ей удалось решить, и о тех, которые были не под силу.
– Три года человек бьется, чтобы вернуть свою собственность, а воз и ныне там. Уже и решение суда на руках! А там черным по белому написано, что эта автомобильная стоянка принадлежит ему, то есть Родионову. И Амиров все равно ее не отдает. Просто беспредел какой-то! И что делать? Как после этого верить власти? И я помочь никак не смогла. Отдала дело Вострикову, да и то не уверена, что у него получится.
– А Амиров-то этот? Небось бандит, или депутат какой-то… Вот разве ж в наше время такое могло произойти? – слабым голосом возмутился Самохин. – У нас и партком был, и другие организации. Вот Бога не было, а страх был. А теперь? Церквей понастроили, поклоны бьют, а Бога в душе не имеют. Ничего не боятся.
Самохин с осуждением покачал головой и замолчал.
Кира еще о чем-то говорила, но видела, что мысли старика далеко.
– Как там сыщики, ничего нового не разузнали? – озвучил, наконец, он причину своей задумчивости. – А то, боюсь, помру я, внучку не увидевши.
– Что вы, Макар Евграфович, какое умру?! Вас уже к выписке готовят. Да и потом, как же я? Как я без вас?
У Киры засвербило в носу. Неужели она и Самохину не нужна? Внучку он ждет!
Макар Евграфович прослезился, Кораблева тут же усовестилась. И сразу перевела разговор на мировые новости. Самохин очень интересовался политикой, с тревогой наблюдал за нарастанием военной истерии в мире и ругал империалистов. Поэтому Кира рассказывала обо всем подробно, но остроту событий сглаживала, чтобы не расстраивать старика.
Тот внимательно слушал и лишь в конце рассказа о саммите БРИГС устало прикрыл веки. Кира поправила ему одеяло и поторопилась на улицу. Можно было, конечно, еще посидеть около больного. Макар Евграфович подремал бы минут пятнадцать-двадцать и был бы рад, открыв глаза, снова ее увидеть. Но у нее было очень важное дело. Более, чем важное.
Вчера вечером, когда все покинули офис «Искры», и Кира осталась одна, она налила себе кофе, обхватила кружку ладонями и загрустила. Произошедших событий было так много, что даже мысли об Эмиле отошли на второй план. На душе было поганей некуда. Она представила одинокий вечер в приемной, раскладушку и бессонную ночь от переполнявших ее эмоций.
И вдруг – это просто чудо – в приемную вернулась Глаша и попросила разрешения остаться ночевать в «Искре». Господи, как Кира обрадовалась! Глафира села за свой стол, устало свесила руки и печально сказала:
– Можно, я в офисе переночую? Я у мамы отпросилась, она дала добро. Я мешать не буду, посплю на диване в коридорчике. Просто не могу домой идти.
– Оставайся, конечно, и мне веселее будет, – Кира чуть не подскочила от радости.
Девчонка такая потешная: с одной стороны ершистая, дерзкая максималистка, а с другой – трогательная, наивная, доверчивая… Кораблева вспомнила случай, когда Кацы пришли в приемную жаловаться на Киру. Как Глаша выхватила у Соломона Исаевича телефон и моментально стерла фото, которое тот успел сделать! А вчера заступилась за нее перед Сологубовой…
В результате они проговорили почти всю ночь. Кира рассказала, что завтра в первую очередь навестит Макара Евграфовича, а потом собирается заняться поиском его родных и съездить в Дзержинск.
Глаша живо подхватила ее идею, сказала, что они поедут вместе.
– Да охота тебе волочиться на автобусе в такую даль? – Кира попыталась образумить новую подругу.
– Кто сказал про автобус? – удивилась Глафира. – А Веня на что? Мы завтра прямо с утра его попросим.
– Кто же его отпустит? – с недоверием сказала Кораблева. – У меня ощущение, что он все время при центральном офисе.
– Ну прямо! Договоримся, даже не парься, – беспечно махнула рукой Радова.
И вот сегодня у больницы Кораблеву ждала машина с двумя молодыми людьми – стриженой девчонкой Гаврошкой и деятельным пацаном Рыжиком. Прозвище Вениамину она придумала, конечно, не оригинальное. Какой цвет волос, так и назвала.
Она ехала на заднем сиденье, прикрыв глаза. Впереди весело пикировалась молодежь. Надо же, выходит, себя к молодежи она уже не причисляет. Кира подумала, что все-таки молодость хороша еще и тем, что быстро забываешь свои печали. Даже такая беда, как гибель подруги, быстро уходит в прошлое. А чем старше становится человек, тем более привязчиво его сердце.
Она ехала и думала об Эмиле. Ей хотелось надавать себе пощечин за то, что когда-то она так ему поверила. Вот дура-то! Даже сейчас, когда он ее бросил, хотелось сказать: «Этого не может быть». То, что он уехал, не сказав ни слова, не позвонив, не оставив даже записки со скупым «Прости», никак не вязалось с его характером. А, может, она все придумала и про его благородство, и про его порядочность, а теперь страдает?
Кире вспомнилось, как однажды она сильно подвернула ногу. По-хорошему, нужно было бы посидеть дома, но с ее мамой это было невозможно. Слышать постоянные упреки и замечания не было ни сил, ни желания. И Кира ходила на работу. Ну, ходила, это громко сказано, просто каждое утро за ней заезжала главбух на серой девятке. Кораблева на одной ноге допрыгивала до машины, а на службе сотрудники помогали ей подняться в кабинет. Так что на работу она не ходила, а «хромала». Кира про себя улыбнулась. Надо же, хромала на работу… Смешно.
Ну и, конечно, о том, чтобы сделать себе кофе или выйти в кафе, не могло быть и речи. Так Эмил все взял на себя: как только у него выдавалась свободная минутка, забегал к ней, узнавал, не нужно ли чего, выполнял просьбу, быстро целовал и уносился работать дальше.
Однажды, узнав, что Кира обожает букеты с васильками, привез на поле, где среди злаков росли ее любимые цветы. А как-то она пришла на работу, а у нее на мониторе появилась заставка из васильков и маков…
Нет, все, надо прекратить думать о нем. Как-то она прочитала в одном дамском журнале, что несчастной любви не бывает. Это люди придумывают себе любовные страдания, чтобы, отвлекаясь на них, пережить какие-то более сложные проблемы.
Ну, возможно, и так. Кира в этом ничего не понимала. Хотя… Вот сейчас у них в партии такие ужасы творятся, что, думая о них, Кира отвлекается от мыслей об Эмиле. Так что все правильно в этой теории, клин клином вышибают.