Посмертные записки Пиквикского клуба - читать онлайн книгу. Автор: Чарльз Диккенс cтр.№ 100

Еще секунда – и весь дом всполошится. Ее юбки зашуршали, когда она мотнулась к двери.

– Сударыня! – сказал мистер Пиквик, в порыве отчаяния высовывая голову.

– Сударыня!

Хотя мистер Пиквик не преследовал никакой определенной цели, высовывая голову, однако это немедленно произвело благоприятный эффект. Леди, как мы уже заявили, находилась у двери. Ей стоило только переступить порог, чтобы выйти на лестницу, и совершенно несомненно, что в этот момент она бы это сделала, если бы внезапно появившийся ночной колпак мистера Пиквика не отогнал ее в самый дальний угол комнаты, где она и остановилась, дико взирая на мистера Пиквика, в то время как мистер Пиквик в свою очередь дико взирал на нее.

– Негодный! – сказала леди, закрывая лицо руками. – Что вам здесь нужно?

– Ничего, сударыня! Решительно ничего, сударыня, – с жаром ответил мистер Пиквик.

Ничего! – повторила леди, поднимая взор.

– Ничего, сударыня, клянусь честью! – сказал мистер Пиквик, так энергически мотая головой, что кисточка ночного колпака пустилась в пляс. – Сударыня, я готов провалиться сквозь землю от смущения, потому что принужден разговаривать с леди, не снимая ночного колпака (тут леди поспешно сорвала свой), но я не могу его снять, сударыня (при этом мистер Пиквик дернул его изо всех сил в подтверждение своих слов). Теперь мне ясно, сударыня, что я по ошибке принял эту спальню за свою. Я не провел здесь и пяти минут, сударыня, когда вы внезапно вошли.

– Если эта невероятная история действительно правдива, сэр, – сказала леди, громко всхлипывая, – вы немедленно удалитесь.

– Удаляюсь, сударыня, с величайшим удовольствием, – ответил мистер Пиквик.

– Немедленно, сэр, – сказала леди.

– Конечно, сударыня! – поспешно согласился мистер Пиквик. – Конечно, сударыня! Я... я очень сожалею, сударыня, – продолжал мистер Пиквик, появляясь из-за кровати, – что помимо своей воли был виновником этой тревоги и волнения, глубоко сожалею, сударыня.

Леди указала на дверь. Одна из превосходных черт характера мистера Пиквика великолепно проявилась в этот момент при крайне тяжелых обстоятельствах. Хотя впопыхах он надел шляпу поверх ночного колпака, на манер ночного сторожа былых времен, хотя башмаки и гетры он держал в руке, а фрак и жилет перебросил через руку, – ничто не могло сломить его природную вежливость.

– Я чрезвычайно сожалею, сударыня, – сказал мистер Пиквик, низко кланяясь.

– В таком случае вы немедленно удалитесь из этой комнаты, – сказала леди.

– Немедленно, сударыня, сию секунду, сударыня, – сказал мистер Пиквик, открывая дверь и с шумом роняя башмаки.

– Надеюсь, сударыня, – продолжал мистер Пиквик, подбирая башмаки и поворачиваясь, чтобы еще раз поклониться, – надеюсь, сударыня, что моя безупречная репутация и глубочайшее уважение, какое я питаю к вашему полу, послужат некоторым оправданием этого...

Но, раньше чем мистер Пиквик успел закончить фразу, леди вытолкнула его в коридор и заперла за ним дверь на ключ и на задвижку.

Какие бы ни были у мистера Пиквика основания поздравлять себя с таким мирным разрешением трудного дела, его положение в настоящий момент было отнюдь не завидное. Он находился один в коридоре незнакомого дома, среди ночи, полуодетый; нечего было и думать, что в полной темноте ему удастся отыскать комнату, которую он никак не мог найти со свечой; а при малейшем шуме во время своих бесплодных поисков он подвергался опасности, что какой-нибудь страдающий бессонницей обитатель гостиницы выстрелит в него и, быть может, убьет.

У него был только один выход: остаться на месте и ждать рассвета. Поэтому, пройдя ощупью несколько шагов по коридору и, к великому ужасу, задев при этом ногой за несколько пар сапог, мистер Пиквик присел в маленькой нише, чтобы ждать утра со всем философским терпением, на какое был способен.

Однако ему не суждено было подвергнуться еще и этому испытанию, ибо он недолго пребывал в своем убежище: к невыразимому его ужасу в конце коридора появился человек со свечой в руке. Его ужас вдруг уступил место радости, когда он распознал фигуру своего верного слуги. Действительно, это был мистер Сэмюел Уэллер, который не спал до столь позднего часа, беседуя с коридорным, бодрствовавшим в ожидании почты, и только теперь направлялся на покой.

– Сэм! – сказал мистер Пиквик, внезапно появляясь перед ним. – Где моя спальня?

Мистер Уэллер с красноречивым изумлением воззрился на своего хозяина, и вопрос был повторен трижды, раньше чем он повернулся и пошел по направлению к долго разыскиваемой комнате.

– Сэм, – сказал мистер Пиквик, когда улегся в постель, – этой ночью я совершил одну из самых удивительных ошибок.

– Очень может быть, сэр, – сухо ответил мистер Уэллер.

Но вот что я решил, Сэм, – продолжал мистер Пиквик: – если бы мне пришлось прожить в этом доме полгода, – я не рискнул бы ходить здесь один.

– Это самое благоразумное решение, к какому только вы могли прийти, сэр, – отозвался мистер Уэллер. – Нужно, чтобы за вами кто-нибудь присматривал, сэр, когда ваша голова отправляется делать визиты.

– Что вы хотите этим сказать, Сэм? – спросил мистер Пиквик.

Он приподнялся на кровати и вытянул руку, словно хотел еще что-то добавить, но вдруг запнулся, повернулся на другой бок и пожелал своему камердинеру «спокойной ночи».

– Спокойной ночи, сэр, – ответил мистер Уэллер.

Выйдя за дверь, он приостановился, покачал головой, сделал несколько шагов, остановился, снял нагар со свечи, снова покачал головой и, наконец, пошел не спеша в свою комнату, по-видимому погруженный в глубочайшие размышления.

В ранний час того самого утра, которому предшествовало приключение мистера Пиквика с леди средних лет в желтых папильотках, в маленькой комнате по соседству с конюшнями восседал мистер Уэллер-старший, готовясь к обратному путешествию в Лондон. Он сидел в самой заманчивой для живописца позе.

Весьма возможно, что в какой-нибудь ранний период его жизненной карьеры профиль мистера Уэллера был очерчен смело и определенно. Однако его лицо расплылось благодаря хорошему питанию и замечательной склонности мириться с обстоятельствами, и смелые мясистые контуры щек вышли так далеко за пределы, первоначально им предназначенные, что трудно было различить что-нибудь, кроме кончика багрового носа. Подбородок, по той же причине, обрел степенную и внушительную форму, которую обычно обозначают, приставляя слово «двойной» к названию этой выразительной части лица; а цвет лица представлял то своеобразное пестрое сочетание оттенок, какое можно увидеть только па лицах джентльменов его профессии и на недожаренном ростбифе. Шея была у него обмотана малиновым дорожным шарфом, который столь неприметно сливался с подбородком, что трудно было отличить складки одного от складок другого. Поверх этого шарфа на нем был длинный жилет с широкими розовыми полосами, а поверх жилета широкий зеленый кафтан, декорированный большими медными пуговицами, из коих две, украшавшие талию, отстояли так далеко друг от Друга, что никто никогда не видел обе эти пуговицы одновременно. Волосы, короткие, гладкие и черные, едва виднелись из-под пространных полей коричневой шляпы с низкой тульей. Ноги были упакованы в короткие вельветовые штаны и сапоги с цветными отворотами; медная часовая цепочка, заканчивающаяся печаткой и ключом тоже из меди, болталась у весьма обширного пояса.