Однако, старпом Игорь Валентинович уверял, что на судне не может быть таких страстей, за которые убивают. Выходит, он был не прав? Да к тому же он как раз был уверен в невиновности боцмана.
– Анатолий сделать этого не мог!
Вот и поди, разберись, кто из них прав.
– Я понимаю твою неприязнь к Щербоносу, – проговорила Анастасия уже без экивоков, – но такое обвинение слишком серьёзное, чтобы бросаться им без доказательств. – И потом… Разве он собирался жениться на Маше?
– Конечно, не собирался! – презрительно фыркнул Панкратов. – У него ведь жена, трое детей. Да он просто старый!
– Старый, не старый, но он считал, что Маша как женщина принадлежит ему.
– Вот. А как раз вчера она собиралась боцману сказать, что больше ему не принадлежит!
Она даже вздрогнула, когда он выкрикнул это и сжал кулаки. Бедный парень. Сколько ему, она не помнила, но вряд ли больше двадцати семи. Другое поколение. По сути дела, весь комсостав на судне за сорок… Но вслух она сказала укоризненно:
– Миша, ты кричишь. Давай я тебе еще лекарства налью.
– Давайте. От него у меня голова перестала болеть.
– Голова? – испугалась Анастасия. – Ты же говорил, у тебя ничего не болит.
– Да к этой боли я уже привык. Она у меня часто болит. С подросткового возраста.
– И ты никогда к врачам не обращался?
– Никогда. Медики, правда, иной раз удивлялись, что давление высокое. Так я говорил, что выпил накануне. И потом я знаю лекарство, которое его снимает, и перед медосмотром выпиваю сразу две таблетки.
Анастасия достала из шкафчика тонометр и измерила матросу давление.
– Сто восемьдесят на сто двадцать, – она почувствовала себя преступницей: дать парню алкогольный напиток, не померив давление. Анастасия, что ты за врач! Уверена, видите ли, в том, будто экипаж – поголовно здоровые люди. Нечего ей, видите ли, делать! Кстати, надо будет с профилактической целью мерить давление у всех. Даже внешне самых здоровых. – Миша, ты почему ни разу не обратился ко мне?
– Я же говорю, привык! – он досадливо поморщился. – Больная голова – такие пустяки по сравнению с тем, что случилось у нас на судне. Понимаете, ведь это убийство, и убийца до сих пор гуляет на свободе и думает, как он обвёл всех вокруг пальца!
– Но ведь капитан посадил под арест подозреваемого, – Анастасия на всякий случай забросила удочку, чтобы посмотреть, как Панкратов на неё клюнет.
Он и клюнул, Да так, что чуть леску не оборвал. От возмущения.
– С таким же успехом он мог посадить под арест ещё десяток моряков. И кока в придачу.
– Но ведь нунчаки… прядь волос…
– А это вообще возмущает меня так, что я даже задыхаться начинаю. Ведь он, этот скот, ни перед чем не остановился. Ее волосы… он же у мертвой их вырвал. Анунчаки, говорят, у Фёдора Ивановича накануне украли. Вы бы поговорили с ребятами, может, кто видел, как к стармеху в его отсутствие кто-то заходил… Федор Иванович ведь как нарочно свою каюту никогда не запирал.
– Мало ли кому мог понадобиться стармех!
– Но не тогда, когда он в машине.
– Нет, это вряд ли мы установим. Тот, кто к нему залез, наверняка принял меры, чтобы его не увидели.
Анастасия замялась.
– А ты сам к стармеху плохих чувств не испытываешь?
Он как-то по-детски покачал головой.
– Он же не виноват, что Машка его любила. Фёдор Иванович честно сказал ей, что любит жену… За что же мне его ненавидеть? Это жизнь.
Миша обреченно вздохнул.
– Послушай, Миша, а ты сам не хочешь у ребят поспрашивать? Может, тебе они скорее расскажут?
Глаза матроса оживились.
– Правда, а я и не подумал! На самом деле, поспрашиваю, может, кто видел да значения не придал. И вообще, неплохо бы по минутам проверить, где она была и с кем общалась вплоть до учебной тревоги.
Если бы Анастасия могла представить себе, к чему приведут эти расспросы, она бы ни за что не стала привлекать к этому делу Панкратова. Или, по крайней мере, посоветовала бы ему проводить свои расспросы с кем-нибудь вдвоём.
А пока она шла к своей каюте и думала, что разговор с Михаилом вовсе не был безрезультатен. Оказывается, между Машей и Фёдором были далеко не мимолетные отношения. С её стороны уж точно.
Глава двадцатая
– Товарищ старпом, вызывали? – Анастасия подчеркнуто скромно остановилась на пороге каюты Игоря Валентиновича.
– Вызывал! – он тоже сделал строгое лицо, но надолго его не хватило. Он подскочил к Анастасии и взял на руки, пройдясь по каюте взад-вперед. – Какая ты легкая. И ведь я обращал внимания, отсутствием аппетита ты не страдаешь. На диете не сидишь, ешь всё подряд.
– У меня хороший обмен веществ, – вздохнула она и прикрыла глаза.
Он осторожно поцеловал её в губы.
– И пахнет от тебя, как от ребенка. Грудным молоком. Или парным.
– И сеном, – подсказала Анастасия, приоткрыв глаз.
– Наверное, в детстве ты была ужасной озорницей.
Она соскользнула с его рук на пол.
– У тебя сегодня сентиментальное настроение, а у меня наоборот, жёстко-деловое.
– Узнала что-нибудь новое? – посерьёзнел он.
– Я всего лишь подумала: любил ли кто Машу из мужчин по-настоящему, или все они боролись за то, чтобы привязать еёк себе настолько, чтобы девочка не могла вырваться.Так сидела бы на этой самой цепи.
Но потом она подумала и решила: Миша Панкратов, наверное, всё же любил. Если он согласился жениться на ней, даже не будучи уверенным, что это его ребенок.
– Ну, да! – фыркнул Игорь. – Не могла вырваться. Выдумщица ты, Асенька! По-моему, она только и делала, что срывалась с этой самой цепи и убегала на свою так называемую свободу.
– Разве свобода может быть так называемой?
– Может. Если она находится в каждой отдельно взятой каюте.
– То есть, теперь ты говоришь открытым текстом, что Маша была нимфоманкой.
– Не знаем мы ваших мудреных слов, доктор, но секс она любила.
– И все об этом знали!
– Знали. Ну и что?
– А то! Чего ж мы тогда гадаем, какие у Фёдора в прошлом были враги, если они могут быть теперь, как ты говоришь, в каждой каюте!
– Ты зачем ходила к Панкратову? Решила поговорить со всеми дружками?
– Михаил – не все. Михаил хотел на ней жениться. Тем более, что она ждала от него ребёнка.
– Это он тебе так сказал?
Анастасия смешалась. В самом деле, что это она, увлёкшись сбором информации, даже начала заниматься подтасовкой фактов. Кто теперь может сказать, чей это был ребёнок?