– Какие к лешему морские законы, что она в этом понимает! Валерия, по большому счету, дурочка, как и все влюблённые, но никак не подлая. Видно, ты её здорово зацепила. Вот она со зла и болтает, что в голову приходит.
– Ну а я-то здесь при чём?!
Он ничего не сказал, только взглянул с усмешкой. Но она пришла не для того, чтобы с ним ссориться.
– Знаешь, – разговор пришлось переводить на другие рельсы в третий раз, – я всё думала о том, кого мог на судне обидеть Фёдор?
Он кивнул, будто она сказала вслух его собственную мысль – он тоже по большому счёту не хотел ссориться с Анастасией.
– Да кого угодно! Но обидеть он мог только требуя безусловного выполнения обязанностей, то есть по службе, а не уводя у кого-то женщину, как кое-кто об этом думает… Если кто и мог ему мстить, то только боцман, но ТАК мстить он бы не стал. Это не по-мужски… Уж если есть настоящий мужик на этом судне, так это Анатолий… Как я думаю… Нет, убивать Машку он бы не стал!
Чехов все свои жизненные парадоксы брал из жизни. Вот и Верещагин: Анатолий не мог этого сделать! И всё. Почему не мог, какой он не такой – всё на уровне интуиции. Как будто она не может подводить! А если Мария нарочно вывела его из себя? Как-то нарочно так обидела, что Щербонос не мог этого стерпеть.
– Ты так в этом уверен?.. Можешь не говорить. Я по глазам вижу, что ты приготовился сказать: поплавай с моё!
Игорь доброжелательно взглянул на неё, и Анастасия поняла, что прощена.
– Если уж разбираться досконально, я согласен с капитаном: ни тот, ни другой не мог предъявлять на неё какие-то там права: оба женаты, имеют семьи…
– А если он обидел кого-то лишь как придирчивый начальник, то палубных матросов из списка мстителей можно исключить? Тогда останутся лишь те, кто работает в машинном отделении…
– Возможно, ты права, но кроме Фёдора нам в этом никто не поможет разобраться.
– Мы хотим разобраться?
– Конечно, хотим!
– Но ведь он под домашним арестом.
– Придётся идти к капитану, просить свидание с заключенным.
Конечно, это вовсе не тема для шуток, но из-за этого события они все по большому счету не вполне адекватны.
Игорь Валентиновичвновь задержал на ней взгляд, испытывающий, который Анастасия выдержала со стоическим спокойствием. Но при этом почувствовала себя неуютно.
– Уж не предлагаешь ли тыза этим идти к Демидову мне? – догадалась она, заранее приготовившись протестовать.
Он мелко покивал головой, как китайский болванчик.
– Мне он точно откажет. Мол, не положено. И дело не в желании соблюсти какую-то там законность, а показать нам, тем, кто солидаризовался с тобой…
– Что? – не поверила услышанному Анастасия. – На этом судне, оказывается, со мной кто-то солидаризуется? Где ты откопал такое тяжелое слово?
– В школе учил. На уроках истории.
– Думаешь, мне капитан не откажет?
– Перед тобой он виноват, тебе – просто не посмеет отказать.
– Виноват?
Ну, почему она всё время переспрашивает? Словно хочет убедиться в правильности его слов ещё раз.
– А то ты не знаешь! Это ведь с его подачи команда тебе едва ли не бойкот объявила.
– Мне – бойкот? – запоздало ужаснулась Анастасия. – А я думала…
– Что это никого не касается? Где угодно так и было бы, только не на судне!
Что ж, это даже хорошо, что ей придётся идти к капитану не по какой-то личной причине, а в заботе о товарище. Но при этом неплохо было бы высказать ему всё, что она думает об его уходах-приходах. Какая он всё-таки свинья!
Она позвонила Демидову из своей каюты, переодеваясь, – не в сарафане же идти на прием к начальству. Анастасия надела длинную юбку и белую футболку с коротким рукавом. Не так, чтобы официально, но и не легкомысленно. Во всяком случае её наряд никак не должен был вызывать фривольных мыслей.
– Олег Николаевич, мне нужно с вами поговорить, – сказала она в трубку. – Я могу к вам прийти?
– Через полчаса, – коротко бросил он. Скорее всего, нарочно, чтобы Анастасиюпромариновать. А, может, от досады, что и сам собирался с нею поговорить, но не смог.
Она тут же перезвонила старпому.
– Напросилась к кэпу на приём. Сказал, чтобы зашла через полчаса.
– Будь дипломатичнее, – посоветовал он, – старайся с ним не спорить. А то придерётся – то ли к твоему тону, то ли к отсутствию должного уважения – и откажет. Помни, что в твоих руках жизнь товарища.
– Так уж сразу и жизнь! Не пугай.
– Кто знает, – сказал он задумчиво, – как всё может повернуться.
Полчаса – есть полчаса. До каюты капитана идти две минуты. Значит, у неё в запасе двадцать восемь минут. Анастасия внимательно глянула на себя в зеркало. Пожалуй, и хорошо, что есть ещё время. Потому, что выбранный ею образ не совсем удачен… Какой-то легкомысленный хвостик, минимум косметики. В смысле, могла бы хоть ресницы тушью подкрасить.
Так, волосы поднять, в уши вдеть серьги. Бижутерия, ни разу ненадеванная, но придает её лицу какую-то особую значительность. Белая футболка не годится. А вот более закрытый блейзер подойдет. Демидов подумает, что ради него нарядилась? Пусть думает. Тем труднее ему будет отказать женщине, которая ради него…
Но-но! – прикрикнула она на саму себя. Не расслабляйся! Никакой Пирс Броснан не собьёт нас с толку!
Она постучала и на его «Войдите!» почувствовала, как трепыхнулось-таки сердечко. Собственные мифы, оказывается, разрушать куда труднее, чем чужие.
– Здравствуйте, Олег Николаевич!
– Здравствуй. Но вообще-то мы виделись… За завтраком. Присаживайся.
Наверное, мы – единственная страна в мире, которая в большинстве своём чтит уголовный жаргон. Каждый старается не говорить обычное русское слово – садитесь, видя в нём намек на возможную отсидку в местах, не столь отдаленных, а пользуется глаголом – присаживайся. Интересно, в таких случаях мы боимся за себя или за того, кому предлагаем садиться?
– Что-то случилось?
– Пока нет, – Анастасия слегка шевельнула плечом, чтобы хоть как-то снять не проходящую скованность во всём теле, – но вполне может случиться.
– Есть предпосылки?
Он смотрел на неё как-то вскользь, стараясь не встречаться взглядом.
Нет, так она с ним ни до чего не договорится. Их разговор напоминает какое-то монотонное бу-бу-бу и только. Вопрос – ответ, и ни шагу в сторону. Причем, особо навстречу он не идёт. Обижен на Анастасию? Или просто отдает инициативу в её руки? А если прав Игорь, и Олег Николаевич чувствует себя виноватым? Не законченный же он чурбан!
– Олег, не мог бы ты разрешить нам увидеться с Петровым?