Случись такое, покинуть Россию у Сони не было бы никакой возможности. Ей и теперь-то неизвестно, на что покупать вещи в дорогу, потому что потом, через неделю, когда будут готовы документы, она не согласна медлить ни единого часа. А будет, что называется, сидеть на чемоданах и лишь ждать паспорта и деньги.
Помоги, Господи, таки дождаться этой минуты и наконец почувствовать себя свободной женщиной.
"Свободной от любви? – поинтересовался внутренний голос. – А разве можно вот так, в одночасье, от неё освободиться, всего лишь уехав в другую страну?"
Между тем, настало время сказать о предстоящем отъезде Агриппине. Без неё Софья не смогла бы даже собрать вещи. Кажется, Николя давал ей на хозяйство какие-то деньги. Может, из них можно выкроить кое-что и на покупку некоторых нужных в дороге вещей.
Она ожидала, что горничная испугается, станет её отговаривать, предлагать поставить в известность князя Астахова, то бишь, Сониного брата, – ничего подобного. Агриппина обрадовалась, как ребенок. Она едва не завизжала от восторга. Так, что даже Соне пришлось, что называется, опускать её на землю.
– Об этом никто не должен знать, – сказала она.
– Знамо дело, – согласилась служанка, – Николай Николаич ни в жисть нас во Францию не отпустит! Не беспокойтесь, княжна, я буду собираться тайком. Даже Груше не скажу. Мало ли…
Соню это заявление умилило и рассмешило. И даже странным образом сблизило с горничной, так что она призналась девушке:
– Вот только деньги у нас будут не раньше, чем через неделю. Ежели я ничего не придумаю.
Что такого особенного могла "придумать" Соня. разве что попросить денег у брата в очередной его визит. А на что? Притвориться послушной его намерениям и сделать вид, что она готовится к тому времени, когда можно будет снять траур по матери?
Пока она так размышляла, Агриппина тоже что-то там прикидывала, а потом решительно тряхнула головой.
– Вот что, Софья Николаевна, я много лет копила деньги на "вольную". Случалось, княгиня дарила на праздники или именины копейку-другую. Господа, что в гости приходили, иной раз мелочь давали. По завещанию ваша маменька мне кое-чего оставила – князь Николай Николаевич всё до копейки отдал. Одним словом, накоплено у меня восемнадцать рублей двадцать две копейки. Я вам их отдаю на покупки в дорогу. Пока, значит, мадам Григорьева не отдаст вам остальные деньги.
Ну как не порадоваться такой простоте! Соня, конечно, хотела бы иметь в дорогу гардероб, как и положено девушке из княжеского рода. Ведь кроме дорожного платья, хорошо бы и иметь такое, в которое можно будет переодеться, делая визиты в городе Дежансон… Агриппина выжидательно смотрела на свою госпожу.
– Мадам Григорьева? – переспросила Соня. – А почему вообще ты решила, что деньги мы получим от нее?
– Кто ж ещё в таком деле вам поможет? – рассудительно проговорила Агриппина. – Я ведь наперечёт знаю всех ваших знакомых – к ним бы вы не стали обращаться. Иное дело, Аделаида Феликсовна. Эта женщина, ох, как непроста! Но, говорят, ежели за что берётся, непременно сделает.
– Ты думаешь, она меня не обманет? – вдруг спросила Соня; никогда прежде она ни в чем не советовалась с Агриппиной, но та её вопросу и не удивилась.
– Навряд ли, – качнула головой служанка. – Это ж одного обманет, а другой прознает, да никогда к ней не обратится. Нет, думаю, мадам Григорьева потому и посетителей самых богатых имеет, что свое слово держит крепко. Каждый приходящий допрежь всего знает: ЕЙ МОЖНО ВЕРИТЬ!
– Пожалуй, ты права, – подумав, сказала Соня и в первый раз не стала посмеиваться над Агриппиной, а переглянулась с нею почти заговорщически, как с доброй подругой.
– Что касаемо вольной, – сказала княжна, – я её тебе и так дам. Вот вернёмся из Франции.
Агриппина озадаченно на неё поглядела. Неужели то, о чем она всю жизнь мечтала, сбудется так легко? Но тогда… нужна ли ей эта вольная?!
Софья ожидала, что обещанная мадам Григорьевой неделя будет тянуться очень долго. Однако, за сборами и хлопотами по дому – она всерьез собиралась остаться во Франции, потому хотела, чтобы брат с молодой женой, принимая дом под свою опеку, то ли для того, чтобы продать его, то ли сдать в аренду, не мог упрекнуть сестру в бесхозяйственности – время пролетело незаметно.
Как ни странно, мысли о Разумовском почти не беспокоили её. Соня слишком была обижена на бывшего, как она теперь мысленно его называла, жениха, не только не пришедшего ей на помощь в трудную минуту, но и не пожелавшего увидеться с нею перед отъездом в Швецию.
Как сказала бы маменька, не всяк умирает, кто хворает. Что поделаешь, раз пришлось ей полюбить не того человека, кто любви достоин.
В романах, ею читанных, девица в случае разочарования в любви, после долгих душевных мук, шла в монастырь, – сколько раз Соню пугали этим монастырем то маменька, то брат, – или кончала жизнь самоубийством. Соне ничего из этого вовсе не хотелось. Если подумать, она ещё и не жила в полную силу своих способностей. "Потому, что не имела возможностей!" пошутила она сама с собой.
Мир не перестал существовать с предательством возлюбленного и, кто знает, может, во Франции ждет её иная судьба…
Если на то пошло, княжна должна быть даже благодарна графу Разумовскому. Он невольно помог ей осознать себя женщиной, способной к любви, и вообще к страстным чувствам, а вовсе не лягушка, как однажды пошутил о ней ныне покойный Воронцов.
Она привела в порядок все свои записи – вздумай-таки Николай сделать незавершенное ею – начертить генеалогическое древо рода Астаховых, вот же запало оно ей в голову! – все нужные документы оказались бы у князя под рукой. Разложенные в хронологическом порядке.
Соня собрала их все в одну стопку и перевязала ленточкой – этакий своеобразный архив. Сопроводила его письмом для брата.
"…Умоляю тебя, сохрани все документы в целости. Ежели не для себя то ли времени у тебя не окажется, то ли интереса к этой работе – хотя бы для своих детей или внуков. Кто знает, доведется ли мне продолжить сие дело…"
Тут она немного пококетничала. Нарочно, для того, чтобы ввести брата в заблуждение насчет своих намерений уехать во Францию навсегда. После того, что она узнала от Григорьевой, поступить так, как говорится, сам бог велел. Но пусть брат не догадывается об этом. До поры.
Агриппина теперь не ходила за нею хвостом, как прежде: работы у горничной было невпроворот. Лишь изредка она появлялась, чтобы уточнить, нужно ли упаковывать ту или иную вещь. Впрочем, и это она спрашивала больше для того, чтобы княжна не упрекала её в самоуправстве. Чтобы показать, что она ничего не делает без её одобрения. Не дай бог, княжна на неё осерчает и не возьмёт с собой в столь вожделенную Францию!
Убедившись в очередной раз, что всё идёт как надо, Соня отправилась в покои матери. Ей хотелось напоследок подышать родным духом, который и поныне витал в комнате покойной. И поплакать в очередной раз над тем, что не смогла в старости порадовать свою мать. Может, и невольно ускорила её смерть… Но о таком думать Соне было страшно.