– Ты чего поднялась чуть свет? – недовольно спросила она, позевывая и крестясь.
– Ищу Агриппину, – сказала Соня.
– Ты оделась сама, зачем тебе горничная? – поинтересовалась Мария Владиславна, которая всегда была внимательна к мелочам.
– Я хотела… видите ли, маменька, мне не хотелось будить вас, но раз вы все равно уже встали, то не могли бы вы разрешить мне съездить к мадам Григорьевой. И пусть бы Агриппина меня сопроводила.
– Ты хочешь поехать к Аделаиде Феликсовне? – удивилась княгиня. – Но разве не ты совсем недавно обзывала её старой сплетницей и собирательницей грязного белья.
– Наверное, я была не права, – с усилием произнесла Соня, которая вовсе не перестала так считать. – А если вы сказали об этом Аделаиде Феликсовне, я бы перед нею извинилась…
– Вот еще! – возмутилась княгиня. – Стала бы я говорить этой старой… стала бы я передавать постороннему человеку мнение собственной дочери. Не вздумай перед нею извиняться. Она ни о чём таком не знает.
– А не скажите ли, маменька, – Соня помедлила, спрашивать у матери или нет, но потом решилась. – Сколько берёт эта достойная дама… за сведения интимного характера.
– Что-о-о? – от возмущения Мария Владиславна чуть не задохнулась. – Неужели моей дочери понадобилось узнавать нечто непотребное?
– Ничего подобного, маменька! – пожалуй, слишком живо стала возражать Софья. – Но разве вы не слышали, что говорил давеча мой брат. Не сегодня-завтра мне придётся выходить замуж. И кто осудит меня за то, что в связи с таким положением мне захотелось кое-что узнать…
– А кто из мужчин тебя интересует, если не секрет?
– Пока секрет, маменька… Вы лучше скажите, сколько мадам Григорьева берёт за работу? Какая сумма её…м-м… не оскорбит?
Княгиня усмехнулась.
– Мне нравится, какое слово ты подобрала для того, чтобы поименовать заработок Аделаиды Феликсовны. К счастью, она знает, что мы небогаты… По крайней мере, пока. Думаю, достаточно будет… пяти рублей.
– А не мало ли? – усомнилась Соня.
– А ежели ты принесешь пирожных из кондитерской "Шоколадница", мадам Григорьева удовлетворится и меньшей суммой. Аделаида Феликсовна сладкоежка, делает вид, что старается о том никому не говорить, но внимание гостя к её слабости зело умиляет всезнающую мадам. Зайди ко мне перед уходом, я дам тебе денег.
– Николя уже дал, – честно призналась Соня.
– Никакой в тебе хитрости, ангел мой, – с улыбкой вздохнула княгиня. Всё равно, зайди.
Для верности Соня подождала в гостиной, но Разумовский из комнаты не выходил. Она слышала, как проснулся брат и о чем-то говорил с другом. Наконец она не выдержала и позвала Агриппину.
– Подойди к двери князя и спроси, не нужно ли ему чего-нибудь.
Горничная послушно кивнула, но несколько минут спустя воротилась запыхавшаяся и сказала Соне:
– Николай Николаевич меня за доктором послали. Простите, княжна, я побегу.
Сердце Сони упало: неужели она что-то сделала не так и своими действиями навредила Разумовскому? Лучше бы сказала ему о своих планах. Но теперь уже поздно. Наверное, Леонид решил, что он болен, потому Николя и позвал ему врача.
Что же делать? Для начала она заглянула в ванную и взяла из мыльницы собственноручно отравленное мыло, чтобы отнести его на помойку.
Потом зашла к матери.
– Маменька, граф Разумовский заболел, – выпалила она с порога. Николя Агриппину за доктором послал.
– Ай-яй-яй! – запричитала Мария Владиславна. – А ты сама-то не узнавала, в чём там дело?
– Думаешь, они меня в комнату пустят?
– Вряд ли, – согласилась княгиня. – Схожу-ка я, узнаю, что с ним стряслось?
Пока мать наведывалась в покои брата, Соня не находила себе места. Она промерила шагами гостиную вдоль и поперек, готовая к чему угодно, а прежде всего к тому, чтобы признаться Разумовскому в своей затее. Он её за это никогда не простит!
Подумать только, баронесса Толстая ещё призывала Соню следовать характеру покойного деда. И вот, не успела она попробовать, а уже заварилась такая каша! Как ещё назвать её проделку, если не чистейшей воды авантюризм?!
Вскоре пришел с чемоданчиком доктор Либель. Соня помнила его ещё с детства, когда он лечил у неё коклюш или ангину.
В комнате больного он пробыл недолго. И, видимо, не нашел у Леонида ничего страшного.
– Примочки, – говорил он, закрывая дверь. – Слабительное. Нужно очистить желудок.
Это он говорил уже вышедшей вместе с ним Марии Владиславне.
– Съел что-нибудь несвежее, вот лицо и обсыпало.
Он посмотрел на тревожно замершую Соню и понимающе улыбнулся ей.
– Ничего страшного. Не сегодня-завтра всё пройдёт. Понятно, дело молодое, прежде всего о внешности думают…
Соня облегченно вздохнула. Леонид не захотел показываться ей с обезображенным сыпью лицом, что ей сейчас было только на руку. Теперь нужно осуществить вторую часть плана. То есть, поехать к пресловутой мадам Григорьевой.
Княгиня щедрой рукой дала дочери пять рублей.
– Ты, Сонюшка, так долго сидела дома. Не спеши возвращаться. Прогуляйся, купи себе чего-нибудь.
– А как же граф? – невольно вырвалось у Сони.
– Да что – граф? Не тебе же у его постели сидеть. Мартин Людвигович сказал, ничего страшного.
– Но он не выходит.., – начала Софья и осеклась.
Но княгиня ничего особенного в её словах не усмотрела.
– Понятное дело. Кому же захочется такое-то лицо показывать. Я уж на что всякого в жизни навидалась, а и то не по себе стало. Только что красавцем был, и тут – почти magot. Бр-р-р!
Княгиня передернулась. Но тут же её внимание переключилась на другое.
– Пяти рублей, думаю, тебе хватит. На Невском я такую шляпку видела говорят, в этом сезоне очень модна. Зайди, померяй. Пусть на дом с посыльным пришлют. Я заплачу.
– Хорошо, маменька, – Соня шутливо присела в реверансе. – Так я пойду?
– Иди. Аделаиде Феликсовне от меня привет.
Соня послала Агриппину за извозчиком, подумав про себя, что брат Николай таки прав насчёт выезда. Приказала заложить карету, и больше ни о чем не думай.
А ещё у княжны мелькнула мысль, что выйди она замуж за Разумовского, такой проблемы бы не было, но она тут же запретила себе об этом думать. Эдак сглазишь дело, ещё не начавши его делать.
Соня послушалась совета матери и заехала в кондитерскую. Цены здесь были намного выше, чем в других кондитерских города, зато и товар стоил того. Она решила не поскупиться и купила большую коробку пирожных. Всех, что в этот момент продавались.