Гибель Лодэтского Дьявола. Первый том - читать онлайн книгу. Автор: Рина Оре cтр.№ 6

Из-за этих простыней в шестой день восьмиды Нестяжания и вышел скандал. Хозяйка постоялого двора, найдя дыру в простыне, обвинила в порче прачку, то есть Маргариту. Сварливая Мамаша А́гна появилась после полудня у зеленого дома Ботно, вереща и требуя денег. Как не лебезила перед ней тетка Клементина и как не отпиралась Маргарита, из опасения потерять надежный доход Клементине Ботно пришлось раскошелиться, чего она, рожденная с единственным Пороком, Сребролюбием, ненавидела делать. После ухода неопрятной Мамаши Агны, тетка попыталась настегать племянницу той самой простыней. Это вышло ничуть не больно, но, плача от обиды, Маргарита забралась на чердак, подняла за собой приставную лесенку, спряталась за ящиками у стога соломы и теперь боялась спускаться вниз.

Досаднее всего юной красавице было то, что шестой день восьмиды Нестяжания являлся днем ее рождения. На первом году, сорокового цикла лет, ей исполнялось четырнадцать, и по закону Орензы она становилась невестой. В такой день девушке-невесте дарили дорогие подарки, вечером богато накрывали стол и приглашали гостей, а для аристократок устраивали балы – первые в жизни балы. Маргарита всего этого не ждала: в семье Ботно день рождения не был поводом для застолья, ценные подарки она уже получила к возрасту Послушания, гостей жадная тетка никогда не собрала бы, но из-за того что почти никто не вспомнил о столь важном событии, девушка вконец опечалилась. Филипп после намеков сестры сказал, чтобы она не отвлекала его от грамоты. Старший брат, Синоли, пропал в лавке, куда Маргарите не без причины запрещали заходить в отсутствие дяди. Сам дядя с дедом Гиби́хом спозаранку отправился на телеге к двум другим рынкам города искать что-нибудь интересное для маринования. Вспомнила о дне рождения племянницы только тетка Клементина, и то, когда кричала на нее. Звучало это так:

«Даже не намечтывай себе сегодня про дары! Одни бедствия от тебя!» – вопила тетка и стегала стены собственного дома, пытаясь достать до юркой девушки плетью из злосчастной простыни.

Маргарита вздыхала от огорчения, сидя в полумраке чердака. Ее подарком в этот день были сладости, какие она сама набирала по одной штуке в лавке, – и всегда выходило не менее тридцати шести лакомств. Да и посещать лавку, где всё ей казалось сказочным, непонятным и безумно любопытным, девушка очень любила. Там вдоль стен свисали колбасы, нарядные гирлянды круглых сухарей и аппетитные гроздья вяленых плодов. На темной полке белели сыры, в бочонках мокли три вида яблок. Затаив дыхание Маргарита приоткрывала крышки горшочков на длинном прилавке, обнаруживая то сладкие оливки, то маринованные апельсины, то квашеные сливы. И, конечно, ее всегда пугала большая, стеклянная бутыль – в ней, среди горчичного рассола, плавали страшноватые птичьи яйца, похожие на человечьи глаза.

Дядя Жоль гордо хвастал, что он хоть раз замариновал и засахарил всё, что годилось в пищу. Он засаливал фрукты, а в сладком сиропе томил овощи. Выходило вкусно, но вид чеснока среди персиков или порея в меду ужасал посетителей лавки. Торговал Жоль Ботно и сластями, и аптечным товаром, таким как сахар или приправы – подобные ценности хранились в закрытом на ключ шкафчике у прилавка. На шкафчике же нарядно толпились разноцветные наливки в округлых, длинношеих склянках. Только из-за этой крепкой и сладкой выпивки лавка еще не разорилась: как верное средство против желудочных хворей ее охотно брали в дорогу постояльцы Мамаши Агны да жены ремесленников, жившие по соседству. Недооцененным оставался лишь горьковатый зубной эликсир Жоля Ботно – настоянное на травах куренное вино. Сладкоежки Маргарита и Филипп никогда не имели забот с зубами, используя кисть из свиной щетины, меловой порошок по вечерам, угольный по утрам и, конечно, полоща рот этим эликсиром. Впрочем, бедняки баловали себя сахаром нечасто, крайне редко страдали от зубной боли, и гнилые зубы, означающие достаток, у иных бедолаг даже вызывали зависть.

Парадной стороной дом семьи Ботно и съестная лавка в пристройке выходили на грязный проезд, с двух сторон облепленный двухэтажными каркасными домишками. Проезд брал начало от рыночной площади возле старинного храма Благодарения, после огибал с обратной стороны здание мирского суда и оканчивался напротив постоялого двора Мамаши Агны. Отличалась эта проезжая улочка тем, что не имела названия. Обычно ремесленники предпочитали селиться рядышком, например, на Бондарной улице, где все делали бочки, или в квартале Плотников. Постоялый двор как раз разместился в конце шумного квартала Кузнецов (и оружейников, и чеканщиков, и цепочников, и много кого еще). Кустари объединялись в братства по ремеслу, в гильдии, после чего ревностно следили за тем, чтобы в городе не объявились соперники. Лавку того, кто им мешал и кого они не приняли в свои ряды, «братья» могли попросту сжечь, несмотря на то, что поджог был наитяжким преступлением. Дельцы с годовым доходом от десяти золотых монет платили лишний золотой управе, зато закон относил их к торговому люду и позволял им свободно торговать, но даже они старались не переходить дорогу братствам по ремеслу. Три старейшины сочиняли устав гильдии, собирали мировой (примирительный) суд, определяли размер торгового сбора и взимали все подати, они же избирали главу гильдии из числа наиболее богатых ремесленников – тот входил в патрициат города и писал торговые законы. Деньги из казны братства тратились на содержание святого дома, на проведение ритуалов, на различную помощь. Вступивший в гильдию получал защиту, вольности (льготы), уверенность в будущем. Дядюшка Жоль пытался войти в гильдию аптекарей, но не смог получить разрешения Экклесии на торговлю болеутоляющими опиатами. Важному священнику из храма Возрождения не понравились товары лавки и ее расположение.

«Священный цветок требует почтительности, – заявил тот. – Его нельзя продавать среди сыра, бедности и бранных слов».

Так дядюшка Жоль остался торговцем различным товаром и уплачивал сбор даже меньший, как если бы торговал настойками с соком мака, был вынужден брать снедь у гильдий, видоизменяя ее, но из-за аптечного товара боялся, что его лавку однажды сожгут. Однако аптекари в нем соперника не признали, и лавка потихоньку жила на улочке отверженных гильдиями ремесленников, на улочке, где можно было справить башмаки, а не ходить в квартал Сапожников, здесь же купить горшки и заказать любую нужную вещицу. Горожане, недовольные выбором, редко совали сюда нос, поэтому для лавочников постоялый двор Мамаши Агны стал местом поклонения не меньшим, чем храм Благодарения на другой стороне Безымянного проезда: Агна направляла к ним покупателей – незадачливые кустари пропивали заработанное в ее трактире.

________________

Невеселые мысли Маргариты прервал шум – чердачную дверцу в полу приподняла русоволосая голова Филиппа.

– Так и знал, что ты тута, – сказал десятилетний подросток, подтягиваясь на руках, карабкаясь и забираясь на чердак без лестницы. – Ну чё ты? – спросил он, проходя к сестре за ящики и присаживаясь на корточки напротив нее. – Тетка уж не бушует. Эт она послала меня сыскать тебя. Сказала, что ты можешь ходить в лавку, токо ни с чем там не игрывать, чтоб не вышлось как в тот раз.

«Тот раз» – это когда восьмилетняя Маргарита рассыпала мешочек с дорогущим черным перцем и, чихая, разбила большую и тоже дорогую бутыль, полную замаринованных яиц. К пущему несчастью, именно в тот момент в лавку зашли два услужника, распрекрасный щеголь и супруга канцлера Лиисема – четырнадцатилетняя графиня Она́ра Помо́нонт, самая обворожительная из всех именитых дам Элладанна. Один Бог знает, как синеглазую изнеженную красавицу занесло в тот день в грязный квартал и зачем она заглянула в съестную лавку. Аристократка увидела на полу хаос из стекла, маринада и яиц, непрестанно чихавшую девчонку и по-бабьи причитавшего толстяка, от горя стискивавшего свой жесткий, синий, округлый колпак. Дядюшка Жоль низко поклонился знатной даме, нахлобучил колпак, желая скрыть лоснящуюся розовую лысину с нелепым клоком волос на лбу, и растекся в улыбке. Вот только он не успел толком расправить свой головной убор и в скособоченной шляпе стал выглядеть настолько комично, что графиня звонко рассмеялась. За ней захохотали и услужники, и красавец-барон А́рлот Ибернна́к, сопровождавший графиню. Внезапно знатная девушка тоже чихнула – да так громко, что посрамила бы портового возчика. Она принялась доставать платок из кошелька, когда снова чихнула, слабее, чем ранее, но смущающий слух звук донесся будто бы из-под ее юбки – Онара Помононт устремилась прочь, ее свита последовала за ней, переглядываясь и поднимая брови.