– Прапорщик Козельцев, с кем имею честь?
Вытащив из кармана чистый лист бумаги, я важно развернул его и, поймав взгляд прапорщика, зачитал ему мнимое распоряжение Керенского о допуске меня к царю на предмет обследования условий его содержания. В ходе этого чтения я не отпускал его взгляд, мысленно подчиняя своей воле. Труда особого это не составило, так как он был очень юн, самолюбив и исполнен чувства важности и значимости своей персоны, которой поручили такое ответственное государственное дело, как охрану бывшего монарха. Он сразу попал в расставленные мною сети и стал управляемым. Я понял это, увидев его выпученные глаза и окаменевшее лицо. Мне пришлось ослабить свое волевое давление на столь юного субъекта, так как я побоялся переборщить. Нехватало, чтобы он от напряжения рухнул в обморок.
– Поручик Евдолаев, − представился я. − Мне велено проверить систему охраны гражданина Романова и его самочувствие, − в заключение выдал я, сворачивая и пряча бумагу в карман френча.
– Прошу за мной, − предложил прапорщик и, круто повернувшись кругом, почти строевым шагом направился во дворец.
Я последовал за ним, продолжая мысленно внушать ему необходимость полного подчинения мне в столь важной миссии. Пройдя мимо двух караульных, стоящих у центрального входа, мы вошли во дворец. В вестибюле царил полумрак. Горела всего лишь одна люстра на стене. Прапорщик остановился возле нее и по моему мысленному приказу доложил о системе охраны, количестве солдат и расположении постов. Взяв себе это все на заметку, я потихоньку подвел его к мысли о необходимости посещения царской семьи. Продолжая рассказывать, прапорщик стал подниматься по парадной лестнице и, пройдя через амфиладу дверей, мы остановились перед кабинетом царя, в котором в этот момент находилась вся семья.
Обойдя прапорщика, я быстро приоткрыл дверь и заглянул вовнутрь, чтобы оценить обстановку. Царь что-то писал, расположившись за письменным столом, Александра Федоровна шила, сидя в кресле перед лампой с двумя старшими девочками, а остальные расположились кто где, занимаясь разными детскими делами. Так же быстро закрыв дверь, я повернулся к прапорщику и, попросив его предупредить часовых о том, что я буду ходить по дворцу проверять посты, разрешил ему уйти. Он молча кивнул головой и, повернувшись кругом, пошел выполнять приказание.
Оставшись один, я стал прикидывать, как лучше выполнить поставленную передо мной задачу. В этом деле меня настораживали два момента. Первый, когда я погрузился в подсознание прапорщика, выяснив, что он и его солдаты уже были подвержены негативной обработке и потенциально настроены на уничтожение царской семьи. Причем, сделано это было достаточно профессионально, однако эта установка была закреплена недостаточно прочно. В любом случае это было очень опасно, так как малейший пустяк или стресс мог включить эту программу. Второе, что настораживало меня, это идущие откуда-то из недр дворца волны злобы, страха и агрессии, под воздействием которых постоянно пребывала не только царская семья, но и все находящиеся во дворце, в том числе и солдаты охраны. Благо, это происходило за десятки километров от Петрограда, а то бы, соединившись с той агрессией, которая царила в столице, эти волны могли бы привести к непредсказуемым последствиям. Необходимо было как можно быстрее определить источник этой негативной энергии, нейтрализовать или уничтожить его. В свое время я проходил специальное обучение по этому сложному предмету. В моем арсенале, как я думал, было достаточно средств, чтобы решить эту задачу. Однако это требовало нечеловеческих усилий, крайнего напряжения всех духовных и физических сил и, как показывала моя практика, не всегда заканчивалось победой. Были и поражения, после которых я достаточно долго приходил в себя, были и ничьи, когда происходила временная блокировка, когда негатив как бы нейтрализовался, однако через время, собравшись с силами, он снова возвращался в старое русло. Поэтому мне надо было сконцентрироваться и попытаться решить проблему нейтрализации, а затем уже перейти ко второй фазе моего задания.
Обследование я решил начать с парадной лестницы, находящейся в окружении скульптур, отражавших все свое греческое великолепие в огромных зеркалах, расположенных по обеим сторонам лестницы. В каждом из дворцов, принадлежащих царской семье, существовали тайники, в которых хранились необходимые для моей работы инструменты. Дело в том, что очищение дворцов проводилось регулярно, когда царская семья была в отъезде. Расположение этих тайников я знал наизусть. Были здесь и тайные комнаты, заложенные в ходе строительства и не указанные в архитектурных планах, были и тайники, сделанные в ходе ремонта. Каждый из них имел свое определенное назначение. О многих из них забыли за давностью лет. Но наши тайники, сделанные и заложенные «хранителями», передавались нам по наследству и служили верой и правдой в течение уже многих лет. Восстановив по памяти расположение тайника с нужными мне вещами, я подошел к скульптуре нимфы, стоявшей на площадке в центре лестничных перил, и тщательно осмотрел ее. Выражение великолепного скульптурного лица было бесстрастным, и в то же время от нее веяло изяществом и какой-то одухотворенностью. Несмотря на то, что скульптуры впитывают в себя энергетику людей, которые постоянно находятся возле них, приобретая постепенно отдельные человеческие черты, которые трудно обнаружить неспециалисту, эта сохранила свою первозданность. Очевидно, это было связано с ее равноудаленностью от лестничных пролетов, в результате чего контакт с людьми был всегда временным. Поэтому малейшее негативное влияние сразу бы отразилось на выражении ее лица, положении мраморного тела и общем восприятии ее как единого целого. К счастью, никаких отрицательных признаков я не заметил, так же как и признаков проникновения в тайник, который находился здесь же.
Сосредоточившись и припомнив последовательность действий по его открытию, я провел руками по выпуклым бокам скульптуры, ища соответствующие пружины. Найдя нужную точку, я надавил ее и плавно повернул скульптуру влево. Ошеломленная такой наглостью, с широко распахнутыми глазами, она повернулась ко мне боком и открыла небольшую нишу внизу, где лежали аккуратно завернутые в холстину нужные мне инструменты. Прочитав определенную молитву и сделав необходимые действия по очистке возможного негативного воздействия и активизации инструментов, я осторожно взял сверток и развернул его. Внутри лежали серебряный сосуд со святой водой, такой же подсвечник с желтой восковой свечой и священный талисман – оберег, выполненный в виде древнерусской буквы живицы на простой тесемке и означающий вечную жизнь и благоденствие, который довольно часто можно увидеть на старинных церковных зданиях. Надев талисман на шею, взяв в левую руку подсвечник и серебряный сосуд, сделанный в виде древнерусской ладьи, я зажег свечу и стал медленно приближаться к зеркалам, расположенным вдоль лестницы. Необходимо было проверить все возможные входы и выходы в зазеркалье, чтобы предупредить агрессию и снять напряжение, царящее в здании. То, что здесь было что-то не так, я понял сразу, когда поднес горящую свечу к зеркальной поверхности. На ней не было того блеска, который присущ нормальному, здоровому состоянию зеркальной поверхности. Не было тех переливов красок, красивой, хрустальной игры света. Стоял какой-то невообразимый мрак, который отражал бледный огонек свечи, вытягивающийся к зеркальной поверхности. Необходимо было срочно очистить зеркало, так как оно, вобрав в себя слишком много негативной энергии, выплескивало ее в пространство, обжигая и одновременно холодя своим необычным светом. Недаром ведь в прихожих вешают зеркала, амулеты и другие блестящие предметы, которые обладают способностью нейтрализовать недобрый взгляд и сохранить положительную ауру дома. В данном случае здесь все было наоборот: все было в сплошной негативной энергетике.