Суд да дело. Судебные процессы прошлого - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Кузнецов cтр.№ 11

Cтраница 11

Англия, начало XVIII века. Полтора десятилетия назад свершилась «Славная революция», на престол взошли соправители — супруги Вильгельм III Оранский и Мария II, урожденная Стюарт. Приняты важные законы, гарантирующие ограничение королевской власти парламентом. Две политические партии — виги (либералы) и тори (консерваторы) — борются между собой за право сформировать правительство.

Человек эпохи Просвещения

Даниэль Дефо первые три десятка лет своей жизни звался Даниэлем Фо — аристократическую приставку к фамилии, которая когда-то была у его фламандских предков, он вернул себе уже взрослым человеком с ярко выраженной авантюрной жилкой. Всю жизнь он пытался так или иначе заработать большие деньги: занимался предпринимательством, вкладывал деньги в различные проекты в диапазоне от чулочной фабрики и кирпичного завода до торговли вином. При этом, как потом он сам утверждал, полтора десятка раз разорялся (бывало и по-крупному), даже был должником собственной тещи.

При всем его авантюризме Дефо всегда привлекало знание — в этом смысле он был типичным человеком эпохи Просвещения. Он изучал языки, как классические, так и современные, писал стихи и в конце концов нашел себя в публицистике… Наибольшую известность нашему герою принесли сатирические произведения, главным объектом которых были политические противники Вильгельма III, которого Дефо безоговорочно поддерживал. Король обратил на талантливого памфлетиста свое благосклонное внимание, судя по всему, после сатиры «Прирожденный англичанин» (The true-born Englishman), в которой высмеивались снобы-аристократы, потешавшиеся над голландским акцентом и иностранными манерами монарха.

Петух в конюшне

Можно не сомневаться, что к 1702 году Дефо прочно встал на путь, ведущий его к неофициальному титулу «первого придворного пера», но фортуна в очередной раз проявила себя дамой капризной: после смерти бездетного короля на престол вступила его свояченица Анна, симпатизировавшая тори. Дефо то ли не успел осознать, что все меняется, то ли не придал этому значения. А зря…

В конце 1702 года появился и начал ходить по рукам (в соцсетях XVIII века) безымянный памфлет «Простейший способ разделаться с диссидентами». Начинался он с пересказа басни: «В собрании басен сэра Роберта Л’Эстренджа есть притча о Петухе и Лошадях. Случилось как-то Петуху попасть в конюшню к Лошадям, и, не увидев ни насеста, ни иного удобного пристанища, он принужден был разместиться на полу. Страшась за свою жизнь, ибо над ним брыкались и переступали Лошади, он принялся их урезонивать с большой серьезностью: «Прошу вас, джентльмены, давайте стоять смирно, в противном случае мы можем растоптать друг друга!..»

К чему это все? Памфлет был якобы написан от лица ревностного, воинствующего тори, сторонника королевы Анны: «Сегодня очень многие, лишившись своего высокого насеста и уравнявшись с прочими людьми в правах, весьма обеспокоились — и не напрасно! — что с ними обойдутся, как они того заслуживают, и стали восхвалять, подобно эзоповскому Петуху, Мир, Единение и достодолжную христианскую Терпимость, запамятовав, что отнюдь не жаловали эти добродетели, когда стояли у кормила власти сами. На это нам, возможно, возразят, что церкви ныне ничто не угрожает со стороны диссидентов и нас ничто не вынуждает к срочным мерам.

Но это слабый аргумент. Во-первых, если угроза вправду существует, то отдаленность ее не должна нас успокаивать, и это лишний повод торопиться и отвести ее заранее, вместо того чтобы тянуть, пока не станет слишком поздно. К тому же может статься, что это первый и последний случай, когда у церкви есть возможность добиться безопасности и уничтожить недруга…»

Даниэль Дефо у позорного столба. Гравюра с картины Аира Кроу 1862 года

Некоторые простодушные читатели приняли кровожадный пафос памфлета за чистую монету и руководство к действию, но люди умные, которых в правящей партии было немало, распознали язвительную насмешку: гипербола использовалась для представления их взглядов и стремлений в весьма неблаговидном обличье. Начались поиски анонима, которые довольно быстро вывели на горячего поклонника покойного короля Вильгельма.

«Пусть сдается!»

Понимая, что раздразнил гусей, наш герой спрятался. Наверняка он надеялся, что через пару месяцев дело забудется, но этого не случилось. Парламентские запросы следовали один за другим. Парламент был обижен. Правительство было обижено. Королева была обижена. Нежные чувства всех мастей, от религиозных до патриотических и монархических, были оскорблены самым циничным образом. Влиятельный государственный деятель Даниэль Финч, 2-й граф Ноттингем, к которому скрывающийся Дефо отправил свою жену с целью «зондирования почвы», принял ее в высшей степени холодно и несколько раз в течение недолгой беседы повторил одну и ту же фразу: «Let him surrender» — «Пусть сдается». Сдаваться тот не собирался, но за его голову назначили огромную награду в 500 фунтов (пара-тройка лет безбедного существования для человека с умеренными потребностями), и убежище сатирика было немедленно выдано слугам Ее Величества.

Власти решили сыграть с Дефо в его игру и сделать вид, что приняли содержавшиеся в памфлете призывы за чистую монету. «Дефо, будучи подстрекателем и человеком беспорядочным, с дурными именем, репутацией и обращением, постыдно и преступно, злонамеренно и подстрекательски стремился и действовал с тем, чтобы внести раздор между королевой и ее подданными, и внести разлад между протестантскими подданными королевы, и взбудоражить всех протестантских подданных, отпавших от англиканской церкви, опасениями, что они подвергнутся гонениям, а всех добрых прихожан англиканской церкви натравить на вышеупомянутых протестантских подданных и предотвратить Союз королевств Англии и Шотландии». Иными словами, его обвинили в намерении разрушить национальный и религиозный мир и воспрепятствовать расширению государства.

После полутора месяцев следствия Дефо вывели на процесс, главным обвинителем на котором был сэр Саймон Харкурт — человек, которого сатирик неоднократно высмеивал. Еще больше он потешался над судьей уголовного суда Олд-Бейли Салатиэлем Ловеллом, посвятив ему за несколько лет до описываемых событий следующее двустишие: