Желание быть городом. Итальянский травелог эпохи Твиттера в шести частях и тридцати пяти городах - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Бавильский cтр.№ 158

Тенденция, однако. Так как у меня до и после Фабра был Херст, то поначалу мне казалось, что англичанин умыл бельгийца на раз – Фабр как бы выступает на разогреве у главной медийной звезды арт-сцены начала XXI века, исполнителем из иной лиги.

Но после прогулки по садам и арсеналам биеннале мне стало казаться, что на самом-то деле все устроено намного сложнее и противоречивей.

Хотя бы потому, что к просто и внятно устроенной выставке Фабра я иногда мысленно возвращаюсь (да-да, она могла бы быть еще меньше – необязательно заполнять все залы аббатства, некоторые из них можно просто закрыть на замок, как это в Венеции любят), а навороты Херста упали в меня разноцветным камнем, как блюдо остывших спагетти, кляксой мутного серо-буро-малинового цвета и вообще не подают признаков жизни. Даже не попискивают.

Заимствования, а также «плоды чужого труда», разумеется, есть и там и там, ирония напополам с расчетом – тоже. Разница лишь в масштабе.

Там, где Херст, привлекающий тяжелую артиллерию из финансистов, кураторов и искусствоведов, надрывается в пароксизме юношеского перфекционизма, Фабр оставляет лишь легкий очерк, «отметку резкую ногтей».

«То кратким словом, то крестом, то вопросительным крючком…»

В программке «Руин немыслимого» Херста перечислено восемь человек, занимавшихся дизайном его эпохалки. Нельзя сказать, что они переделали Палаццо Грасси или Пунта делла Догана до неузнаваемости, хотя в сравнении с прошлым посещением этих музеев работа проделана сколь незаметная, столь и эффектная: скульптуры и объекты Херста вписаны в классические объемы (особенно это касается главного бронзового колосса Меркурия без головы в Грасси) так, будто бы они стояли здесь из века в век и теперь даже странно, что после того, как выставка закончится, их уберут.

Реди-мейды Фабра ничего у аббатства Сан-Джорджо не отнимают и не добавляют – лишь разыгрывают его, делают живым и трепетным, подчеркивая некогда опустошенную архитектуру. Объекты Фабра находятся с местом в странном симбиозе – как та жаба с веточкой.

Я считаю такой подход не только более экономичным, но и более экологически чистым. Хотя, конечно, иногда лучше на компьютере рисовать, чем что-то делать (жар загребать) чужими руками.

Пошел перед сном моционить по Фундамента Нуова. Она оказалась совсем пуста. Как в мультипликационном фильме. Даже луна, подобно барочным красавицам, укуталась в шелка и лишь изредка сквозь вуаль подглядывала со стороны Санта-Мария-делла-Салюте.

Уснуло все – четыре горбоносых моста и все остановки вапоретто, рыбные рестораны и иранский павильон биеннальной программы, корабли на ночном приколе и реанимация Оспиталето, Джезуити и Мираколи, к которой я позже спустился, так как быть в полном одиночестве на краю земли – прекрасно до непереносимости: сразу начинаешь чувствовать себя Бродским, складываешь руки за спиной, появляется ласковый прищур отъявленного мизантропа и хочется с разбега прыгнуть в холодный мазут.

Здесь почти всегда туманно. Только чайки кричат озябшими, нечеловеческими голосами и всхлипывают редкие волны. Только корабли, выпотрошенные за день пассажиропотоками, скрипят зубами во сне, а сваи, попарно прижатые друг к дружке, кажутся любовниками, зашедшими в воду по колено, не расцепляя объятий.

Кстати, любовников я тоже видел. Они забрались на мостки, далеко уходящие в лагуну, сидели на самом краю, целовались и пили вино – рядом с ними стояла бутыль и два бокала. Пили и целовались, с видом на Сан-Микеле.

Когда я шел обратно, их уже на мостках не было.

Вчера Ира Мак почти потребовала, чтобы я пошел в палаццо Фортуни на «Интуицию» кураторов Axel Vervoordt и Daniela Ferretti, поэтому пришлось заморочиться с этим не самым очевидно расположенным дворцом.

Пока шел к Фортуни, нет, не вымок, так как зонт большой, но улицы порой такие узкие, что ни людей пропустить, ни самому плечи и тем более зонт расправить.

«Интуиция» нагнетает суггестию и проходит в полумгле, что, конечно, идеально для такой погоды. Тем более что к вечеру дождь усилился, перешел в ливень, точно ждал, пока стемнеет, чтобы уже не стесняться и выжать из Венеции всю воду.

Венгры, с которыми я делил гостевой дом, уехали в самый ливень – семейная пара: рыжий Томаш и Каталин на сносях. Они отдыхали в Венеции три дня, спали в основном или просто гуляли по улицам. До них в той же комнате жила немолодая немецкая пара, простуженная и озабоченная – постоянно прятались в своей спальне и стонали.

Только немцы уехали, заселились венгры, вышло как в кино – почти монтажная рифма: еще вчера в соседней комнате ритмично скрипела кровать, а сегодня моя соседка ходит с выразительным пузом.

У нас гостиная с кухней были общими, Томаш тут же нашел, как подкрутить тепло в батареях, а что еще путешественнику надо?

Чтобы стало тепло, светло и сыто. Сухо. После того как пару дней назад выбивало пробки, пропажи электричества можно не бояться. Но к вечеру непогода разгулялась так, что кажется: завтра по улицам будет не пройти. Даже интересно. Словно квест проходишь.

За эту поездку я повидал самых разных соседей. В Пизе, возле железнодорожных путей, жил сначала с испанцами, потом с австралийцами, высокими и мускулистыми, как кенгуру. Они были вегетарианцами. Рассекали по Европе вот уже пять месяцев. Видимо, медовое полугодие у них. Веселые, скромные ребята.

С испанцами хотелось обсудить независимость Каталонии, но знания английского могло не хватить, да и из Малаги они родом.

Когда я говорю, что из России, удивляются, переспрашивают. Подымают брови. Как-то не сразу до них доходит. То есть мы для них не из актуального словаря. С какой-то иной планеты, что ли.

С венграми я общался больше всех, так как Каталин старалась находиться дома, быстро уставала. С ней можно было говорить даже на отвлеченные темы. Томаш большей частью улыбался только.

Интересно, как судьба людей сводит. В Болонье улицу рядом с домом мела украинка из Днепропетровска. Я теперь знаю, что дворники в Эмилии-Романье зарабатывают полторы тысячи евро, остальное у итальянских дворников все точно так же, как у наших: кто рано встает, тому фрекен Бок подает. А чисто не там, где убирают, но где мусор кидают в раздельные баки. Бумага отдельно, пластик отдельно, органика (как показал мантуанский опыт, ее всегда меньше всего) тоже отдельно.

Первых украинских уборщиц я встретил еще в Римини – в автобусе, который ехал из аэропорта до железнодорожного вокзала. То есть сразу. Они подсказали мне остановку, на которой сами и вышли. Пока ждал электричку до Равенны, сталкивался с ними несколько раз, чтобы обсудить нынешние российско-украинские отношения. И то, что враги у нас с ними общие.

Сейчас включил телевизор, а там КВН. Сюр такой – слушать отечественные лакейские выверты изнутри Венеции: не дает страна оторваться. Забудешь ее, такую. И все, что ни делаешь, свершается на фоне этого знания, придавая путешествию особенно терпкий привкус.