– Прическа.
Макар презрительно фыркнул. Маша не выдержала и рассмеялась.
– Здесь нету трактористов, – сказала она с легким сожалением.
– А что есть? – тотчас спросил Илюшин.
– Собака. Местный пес. Он отравился, и я везла его… Не одна, в машине еще были пассажиры, и мы ехали очень быстро, а ты знаешь, я не очень умелый водитель…
– Ты сейчас где?
– В ветклинике. Жду, что скажут врачи.
– В машине был ребенок?
Маша ошеломленно замолчала. За все эти годы она так и не привыкла к способности Илюшина попадать с завязанными глазами даже не в яблоко, а в высунувшегося из него на секунду червяка.
– В машине был ребенок, – утвердительно сказал Макар. – Маша, ты всех довезла. Ты молодец. Когда вернешься домой, выпей бокал вина.
– Белого? – машинально спросила Маша.
– Любого. Имеется в доме вино?
– Не знаю… Я не проверяла. Не было необходимости.
– Ну, а теперь есть, – спокойно сказал он. – И не работай сегодня, отдохни.
– Я только и делаю, что отдыхаю… Подожди! Откуда ты узнал, что со мной был ребенок?
– У тебя такой голос, словно ты истребила целый детский сад, – любезно объяснил он. – Из-за взрослых ты так не испугалась бы. А вот скажи, как у тебя там обстоят дела с фильмами?
– Отлично! – Маша обрадовалась, вспомнив о своей коллекции. – Сережа мне скачал два десятка!
– Каких, например?
Маша начала перечислять. Илюшин слушал, угумкая в трубку, и где-то на тринадцатом по счету названии она сообразила, что фильмы его ни на секунду не интересуют: он попросту заставил ее переключить внимание. Простой способ, отлично работает с детьми.
– Макар, ты негодяй, – смеясь, сказала она.
– О, Серега тащит поднос, – жизнерадостно сообщил Илюшин. – Вспомнил! Ми куанг! Это мой суп так называется. Ни за кого не тревожься больше, Маша. Ни за собаку, ни за ребенка.
– Не буду, – пообещала Маша.
Она сунула телефон в карман. Ми куанг! Илюшин наверняка сейчас сидит и квакает над супом, а Сережа требует, чтобы он заткнулся и жевал спокойно свою лапшу.
Ее отпустило. Маша прикрыла глаза и поняла, что собаки и летящие в кювет машины больше не мучают ее.
Издалека доносился голос Ксении. Маша не улавливала в нем тревожных, испуганных или горестных нот и закрыла глаза, привалившись к стене.
Когда она проснулась, было тихо. Часы показывали, что с момента разговора с Илюшиным прошло не больше шести минут, но Маша чувствовала себя так, словно проспала два часа.
Она потянулась, зевнула. Женщина за стойкой не обращала на нее внимания, уткнувшись в бумаги. Маша подняла взгляд и обнаружила на стене напротив плакат «Основные паразиты кошек».
Плакат был незаурядный. Он выглядел как афиша триллера и обещал зрителю такие страх, ужас и трепет, перед которыми Хичкок показался бы доброй семейной сагой. Блоха, власоед, а также иксодовый, ушной и чесоточный клещи, не говоря уже о ленточных червях и аскаридах, были изображены художником значительно выпуклее и ярче, чем собственно кошка. Человек, ознакомившийся с этим плакатом, должен был в страхе бежать от мысли завести домашнего питомца. В лучшем случае он согласился бы взять блоху. В ее круглых глазках читался какой-никакой интеллект и надежда на светлое будущее, которого сама кошка определенно была лишена.
Ксения замолчала. Беломестовой тоже не было видно. Вестибюль опустел, издалека доносились чужие голоса. Где-то поблизости раздосадованно мяукнул кот. «Интересно, я машину закрыла?» – отстраненно подумала Маша. Ей снова подумалось: она выжала из машины такую скорость, а ведь они могли перевернуться! На заднем сиденье была Ксения!
Но в этот раз усилия воли ей хватило, чтобы прекратить это запоздалое истязание. Хватит быть самой себе власоедом. Они доехали, и даже Цыгана каким-то образом ухитрились довезти живым. Незачем мусолить страхи.
В клинику зашла старушка с йорком на поводке. Маша поднялась и выбралась во двор. Машина, конечно, оказалась заперта и даже стояла под большой старой акацией, хотя Маша совершенно не помнила, что припарковала ее в тени.
Беломестова и Ксения вышли из клиники через десять минут. Староста снова погрузилась в молчание, зато Ксения говорила за них двоих, для убедительности размахивая руками.
– Отравился!.. Капельницу!.. На ночь!.. Завтра приехать!
Она, кажется, не сомневалась, что самое страшное позади. У Маши не было и грамма этой уверенности, но она порадовалась, что пса оставили в стационаре.
– Я же деньги забыла, – спохватилась она. – Придется возвращаться.
– Без паники, – призвала Ксения. – Полина Ильинична обо всем договорилась. Правда, теть Поль?
Беломестова кивнула и вяло подтвердила ее слова. Да, можно заплатить завтра.
– Тетю Полю тут знают, – гордо сказала Ксения.
Маша почувствовала укол совести. Беломестова казалась ей человеком, у которого преобладает сугубо прагматичное отношение к домашним животным. Когда Цыган охромел, именно Колыванов настоял на том, чтобы отвезти его в клинику. Полина Ильинична сочла его желание придурью, но уступила. «Придурь» – это словечко повторила Ксения, когда рассказывала Маше подробности.
Но сейчас Маша видела, что Беломестова глубоко переживает случившееся. Она едва держалась на ногах. Маша усадила ее в тени, открыла бутылку с водой.
– Полина Ильинична, выпейте. Хотите еще отдохнуть, или поедем обратно?
– Поедем. Только окошко откроем, Машенька, хорошо? Или нельзя, чтобы пыль летела в салон?
Маша укоризненно покачала головой и опустила стекло.
До Таволги они ехали чуть больше часа.
После обеда Маша позвонила в клинику. Цыган был жив. «Он спит, – сдержанно сказал врач. – Будем наблюдать, при необходимости скорректируем лечение».
«Будем наблюдать, – повторила про себя Маша. – При необходимости скорректируем лечение». Хозяева заболевшего питомца, должно быть, остаются в убеждении, что им сообщили нечто важное. Скорректируем же!
Ужасно жалко было бедного пса и Ксению.
Из короткой беседы с врачом Маша поняла, что Цыган наелся отравы, – судя по всему, крысиного яда. «Частая история», – добавил ветеринар, как ей показалось, с осуждением.
Где же ты нашёл крысиный яд, дурень хвостатый?
Чтобы отвлечься, Маша немного поработала. Затем решила заглянуть к курицам и обнаружила, к своему ужасу, что забыла вернуть на место автоматическую поилку. Ксения прибежала, когда Маша собиралась нести ее на место, а дальше все завертелось…
Куры набросились на Машу с поилкой так, словно бродили по пустыне и вот, наконец, вышли из неё, мучимые адской жаждой. Они толпились у двери, путались под ногами, и Маша отдавила не одну пару лап, пока пробивалась через осаду к возвышению, где обыкновенно стояла поилка. К ее удивлению, курицы, которым наступили на пальцы, не орали как резаные, а издавали укоризненный вяк. Взбив воздух крыльями, словно намереваясь оставить этот грешный мир, где всякий готов наступить калошей на твои тонкие натруженные пальцы, и улететь в небеса, курицы передумывали и торопливо бежали за водой.