– А что за фрески?
Беломестова отмахнулась.
– Да бред! Аметистов сочинил это наспех, чтобы водитель отмахивался своим враньем от нас, как веткой от мух. Никаких фресок там нету и быть не может. Сам Аметистов рванул в Смоленск. Он собирался привезти целую бригаду строителей и оставить их сторожить по очереди церковь. А на третий день тут появились бы журналюги. Аметистов надел бы меня на руку, как эту куклу, с которой выступают в детском театре…
– Бибабо.
– …и управлял бы мною. Я бы заявила, что церковь нам необходима, молиться негде, а душа просит, ну, и прочая лабуда. А наши мне бы подпели. И знаешь что, Машенька, я тебе скажу… – Беломестова наклонилась вперед и легла грудью на стол. – Когда он мне это рассказывал, он уже не за карман свой радел, можешь мне поверить. Ему важно было победить меня. Надеть на свою руку, как перчатку, и шевелить внутри пальцами. В этом они с Мариной похожи. Когда я слушала его, у меня одна мысль билась в голове: вторая Марина на мою голову, только в обличье мужика-проныры. В нем такие омуты открылись, в Аметистове, которых он и сам не ожидал. Не-ет, не из-за денег он так выпрыгивал из штанов, – с глубокой убежденностью повторила она.
Она права, подумала Маша. Таволга представлялась Аметистову тихим болотом, где три с половиной старухи доживают свой век. И вдруг эти жалкие существа во главе со старостой встали у него на пути. Смехотворное препятствие – и как же он бесился, поняв, что оно непреодолимо!
«А ведь он орал на Полину Ильиничну сегодня утром. Точно орал. Слюной брызгал. Может быть, даже сломал здесь что-нибудь. Люди вроде Аметистова любят мелко отомстить напоследок своим врагам, даже когда те проиграли».
Она огляделась, ища предмет, который мог бы быть им уничтожен напоследок. Перед тем как закрыть за собою дверь, – что он сделал? На столе не хватало фарфоровой чашки с жизнерадостным петухом, распускавшим красно-зеленый хвост.
– Где чашка? – спросила Маша. – Большая, с петухом? Вы ее убрали?
Беломестова тяжело вздохнула.
– Аметистов ее разбил. Смахнул, гадина такая, и мне в лицо оскалился, когда она разлетелась вдребезги. Это папина чашка была, очень он любил этого петушка. Я его нарочно здесь держала, чтобы всегда был на глазах.
Маша сообразила, что не дает ей покоя.
– Слушайте, когда я шла к вам, никакого водителя возле церкви не было. И бригады, которую Аметистов собирался привезти. Там тихо.
Полина Ильинична отрешенно улыбнулась.
– Тут вот какое дело, Машенька, – ласковым голосом, от которого у Маши мурашки побежали по коже, начала она. – Водителя кто-то огрел по голове, оттащил в сторону и уложил в кустах.
– Что вы такое…
– Да, а Аметистов начал звонить ему с полдороги, – продолжала Беломестова, не обращая на нее внимания, – чтобы узнать, как дела. А водила трубку-то не берет! Аметистов развернулся и погнал обратно. Примчался сюда, а тут такая картина: водитель лежит в кустах с мешком на голове. А в дубягинской могилке никого и нету. Не-ту! – Она с преувеличенным удивлением развела руками.
– Вы оглушили водителя и вытащили тело? – Маша смотрела на нее, не веря себе.
– А ты думала, я буду под дудку Аметистова плясать? На крючке у него болтаться, за губу зацепленная, как уклейка? – Полина Ильинична выпрямилась. – Пока он пыжился возле церкви и раздавал указания, Бутковы вырыли новую могилу. Уж там-то этот прохвост Марину точно не найдет. Отвезти, засыпать, вернуться – дело быстрое. Когда он приехал сюда, мы уже все закончили и разошлись по домам.
Нехорошая догадка озарила Машу.
– Откуда вы так подробно знаете планы Аметистова?
Беломестова молча улыбалась, глядя на нее.
– Полина Ильинична!
– А он сюда прибежал, голубчик, – спокойно сказала она. – Как только понял, что я его перехитрила, сразу примчался. Даже машину возле церкви бросил, в такое впал буйство. Ну, мне же проще. Прибежал, припер меня к стенке. Ты, орет, старая сволочь, разрыла могилу! А мне что, спорить с ним, что ли? Разрыла, грешна. После того, что мы сотворили, невеликое преступление. А этот весь пенится и бурлит, как выгребная яма с дрожжами. Ух он верещал! В конце концов заявил, что жизни мне не будет, он меня сдаст с потрохами, полиция найдет по следам, где я зарыла труп, и всякое такое… Я-то отпустила бы его с миром. Никуда бы он не побежал. Напился бы и завалился к гулящим девкам, вот и весь его протест. Но вот Альберт… А, я тебе не сказала, что Бутковы были у меня, когда прискакал Аметистов?
– О господи, – выдохнула Маша.
– Вот и он не знал. Вика до его прихода успела шмыгнуть в коридор, а Альберт стоял за дверью. Все-все-все слышал: и угрозы Аметистова, и что он всех нас под суд отправит и закроет на двадцать лет…
– Что они с ним сделали? – похолодев, спросила Маша. Если предпринимателя убили, за свою собственную жизнь она сама не дала бы и копейки.
Беломестова хмыкнула.
– То же, что и с водилой. Альберт на нем руку набил. Огрел сзади этого поганца по голове. Тот упал; мы его скрутили. – Она помолчала, задумчиво крутя в пальцах карамель. – Я бы не дала его ударить, если бы он не разбил папину чашку. А разбил… что ж тогда жаловаться.
У Маши снова мурашки побежали по коже от ее мелодичного голоса.
– Он живой? – тихо спросила она, боясь услышать ответ.
– Альберт хотел его сразу… унять, – задумчиво проговорила Беломестова. – Но я выгнала их обоих. Понимаешь, Машенька, я очень многое сделала наспех. Когда торопишься, ошибаешься. Насчет Аметистова мне нужно было поразмыслить. Бутковы ударились в крик, верещали, что я всех нас угроблю… Альберт клялся, что сделает все аккуратно, чисто, Аметистов ничего и не почувствует. Он свиней когда-то резал, Альберт, так что, может, насчет аккуратности и чистоты сказал правду. Они с женой сильно разозлились. Для них теперь все стали врагами. И Колыванов с его хитро устроенной памятью, и я, а про тебя и говорить нечего. Знаешь, я вот думаю, – она доверительно протянула руку и накрыла Машину ладонь своей. – Если бы не карабин, я бы с тобой сейчас не разговаривала. Хорошо, что я его держу так, чтобы был под рукой. Альберт с Викой до того взбесились, что могли устроить здесь бог знает что. Я, честно говоря, ждала, что они вернутся… Снова станут уговаривать меня прикончить Аметистова. А явилась ты. Гений чистой красоты. – Она внезапно хихикнула. – Ишь, поэзия лезет, смотри-ка. Помню еще со школы.
– Где Аметистов? – спросила Маша.
Беломестова небрежно махнула рукой:
– В сарае, где ему еще быть! Я его туда затащила и бросила. Надеюсь, от кляпа он не задохнется. А если задохнется, значит, такая его судьба.
Маша перевела дух.
– Его надо выпустить, Полина Ильинична.
– Думаешь? – сощурилась Беломестова. – А по-моему, надо выстрелить ему в лоб. Если его выпустить, он все разорит. Не останется ни Таволги, ни нас.