Жестокая свадьба - читать онлайн книгу. Автор: Тала Тоцка cтр.№ 9

А Дан поднялся, взял ее за руку и усадил на диван, протягивая клетчатый плед.

— Если холодно, укройся. Будешь глинтвейн?

Она с удовольствием закуталась в плед и отхлебнула глинтвейн. Даниял тоже пил пряный напиток, усевшись возле Данки и глядя на огонь. Она смотрела, как языки пламени прыгают, облизывая поленья, и близость сидящего рядом мужчины кружила голову еще похлеще глинтвейна.

Дана вдруг почувствовала свое тело — полностью, целиком, начиная от кончиков пальцев и заканчивая пылающими щеками. Грудь снова налилась, кожа стала настолько чувствительной по всей поверхности, что даже одежда покалывала и мешала. Хотелось снять ее, зашвырнуть в угол, вытянуться возле камина на брошенном на пол пледе как кошка. И чтобы Даниял ее поцеловал.

Ощутила на своих губах твердые губы со вкусом аниса и кардамона, они ласкали ее очень осторожно, и Данка ответила. Подалась навстречу, приоткрыв рот. И туда сразу же ворвался горячий язык, он вторгался настойчиво, порывисто, страстно, а ей нравилось и совсем не хотелось сопротивляться. Ее никто еще так не целовал, эти поцелуи вызывали в теле неведомые ощущения, и она догадывалась, что так выглядит желание.

Бокал исчез из рук, а плед полетел на пол. Они продолжали целоваться, Дан навис над ней, запустив руки в волосы, и придерживая ее за затылок, а затем медленно опустил Данку на спину, ложась сверху и заводя ей руки за голову.

Его глаза были закрыты, дыхание стало прерывистым, Дане самой было трудно дышать, к тому же мужское тело, прижавшее ее к дивану, совсем не давало вдохнуть. А потом она почувствовала, как ее ноги настойчиво разводят коленом, шершавые руки ползут под футболку, гладят тело и ныряют под чашки бюстгальтера.

Даниял издал негромкий стон, прикусывая зубами мочку уха, а она словно вынырнула из-под толщи воды на поверхность. Представила себя со стороны — разгоряченная поцелуями, обездвиженная, лежащая под мужчиной, чье возбуждение так красноречиво упиралось ей в бедро.

И как будто волной смыло и негу, и желание. Дана поняла, что сейчас произойдет, и поняла, что не готова. Не потому, что ей не нравился Даниял, или он что-то делал не так, наоборот. Ее тело тянулось к нему и просило не останавливаться, посылая в мозг вполне определенные импульсы.

Но чем больше ей хотелось позволить ему продолжать, тем яснее она понимала, что потом себе этого не простит. Они с Сати однажды обсуждали, кого хотели бы видеть своим первым мужчиной. Для подруги все было однозначно — только муж, а Дана тогда сказала, что ей не важен статус ее первого мужчины, главное — чтобы по любви.

Сейчас любовь была, безусловно, сколько угодно, но… ее любовь. Со стороны Данияла она ее не ощущала — желание, возбуждение, все что угодно, только не любовь. И от этого хотелось саму себя удавить. О чем она думала, когда пришла в его дом и позволила себя целовать?

Дан почувствовал и оторвался от ее шеи, удивленно глядя затуманенными глазами, и Дана даже губу закусила — не было там ни любви, ни влюбленности, а лишь затопившее и плещущееся через края мужское желание. Но как его теперь сдвинуть с места? Данка представила, какой идиоткой окажется сейчас в его глазах, и поняла, что ей все равно.

Уперлась руками в широкую мускулистую грудь — смуглую, гладкую, это когда он успел снять свитер? А потом вперилась глазами в помутневшую синеву и сказала громко и внятно:

— Нет.

Дан замер на миг и посмотрел на нее, явно с трудом фокусируя взгляд, а потом мотнул головой, словно пьяный, и снова прильнул к шее. Руки переместились на спину, крепко сжимая, потом ниже, и он характерно двинул бедрами, вдавливаясь совершенно каменной выпуклостью паха.

— Перестань, перестань, Дана, все хорошо, ты такая красивая, у тебя такая нежная кожа…

Пришлось взять его за голову, оттянуть от себя, заставляя посмотреть в глаза, и так же громко повторить:

— Нет.

Данка понимала, что это единственная возможность достучаться до нависающего над нею мужчины. Синие глаза, подернутые пеленой, начали приобретать более осмысленное выражение, но руки продолжали крепко ее держать, а бедра сделали еще одно импульсивное движение.

— Дана, что случилось? Я сделал тебе больно? Прости, я просто очень хочу тебя, обними меня, тебе будет хорошо со мной, обещаю… — его бархатистый тон сменился шепотом, взволнованным, прерывистым, страстным. И она сделала рывок, попытавшись выбраться из-под неподъемного мужского тела.

— Нет, Даниял, я не хочу.

Дан снова завис, разглядывая ее, Данке даже на миг показалось, что он проигнорирует ее слова. И она ничего не сможет сделать, Даниял слишком сильный, ему ничего не стоит удержать обе ее руки одной своей, остальная ее часть тела уже обездвижена. И даже обвинить его не получится — Данка сама согласилась к нему прийти, сама позволила целовать себя — даже отвечать пыталась, сама позволила уложить себя на диван.

Стало мучительно стыдно перед Сати, перед Рустамом — что они о ней подумают? Но разве она собиралась к нему домой, и разве она думала, что можно так быстро перейти к решительным действиям? Те два раза в жизни, когда Данка целовалась с парнями, были совершенно другими. Ничего и близко похожего на настойчивые, требовательные и горячие поцелуи Данияла. Такие горячие, что разжигали в ее теле такие же горячие очаги. И не только поцелуи.

Его руки умело ласкали, эти прикосновения зарождали настолько новые, неведомые ей ощущения, что еще немного, и у нее совсем не останется сил сопротивляться. Дана и без того чувствовала себя барахтающимся в прибрежной полосе во время сильного шторма пловцом, который не рассчитал свои силы. Она уже будто и стоит уверенно на дне, и даже делает несколько шагов к берегу, как тут сзади накрывает пенистая волна и утягивает обратно на опасную глубину…

Баграев еще посверлил несколько секунд немигающим взглядом, а потом вдруг сел, оттолкнувшись от нее, и оперся о спинку дивана.

— В чем дело, Дана, что происходит? — его тон теперь звучал не вкрадчиво-бархатисто, а сухо и отрывисто.

Данке показалось, он сейчас скажет «Что ты себе позволяешь, Дана!», но тот не сказал. Она тоже поднялась, одергивая кофту и чувствуя, как кровь приливает к щекам. Пригладила волосы, представляя, как забавно сейчас выглядит — выползшая из-под мужчины, растрепанная, покрасневшая до корней волос девственница. А с ее белой кожей покраснеть — значило стать цвета спелого помидора. Господи, какой стыд…

— Может, ты все-таки объяснишь? — холодные синие глаза впились буравчиками, и Данка ошалело заморгала.

— Что тебе непонятно, Даниял? Я не для того сюда пришла, и если ты…

— А для чего?

И вот тут у нее чуть не отпала челюсть — аллегория, конечно, но рот действительно приоткрылся сам собой:

— Ты что, Дан, ты ведь сам позвал меня просушить одежду! Я могла уехать в город, зачем ты меня удержал?

— Сейчас или потом, какая разница, — он нетерпеливо повел плечом, проводя рукой по волосам, то ли приглаживая их, то ли взъерошивая. — Ты согласилась быть со мной, Дана, что ты теперь морочишь мне голову?  Что я тебе, мальчик?