– Неееет, – простонал парень, бросая взгляд в небо. Но если он и ожидал помощи, то в ней на этот раз точно отказали, – Янка, я тебя умоляю – давай что-нибудь другое. Что хочешь! Только не твой приемник…
– Нет, Баринов, – упрямо сложила я руки на груди, – приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Хотел старушек через дорогу переводить? Вот тут почти то же самое, только с пользой для здоровья.
Он несколько секунд горестно буравил меня серым взглядом, а затем тяжело вздохнул, сдаваясь. А я ухмыльнулась еще радостнее…
Потому что переводить, конечно, бабушек никуда не надо. А вот клизмы ставить – очень даже. А я уж позабочусь, чтобы этот навык он отточил до алмазного блеска…
С такими мыслями я развернулась в сторону универа, намереваясь продолжить путь, но не тут-то было. Баринов не был бы сам собой, если бы не попытался выиграть максимальное количество бонусов.
– Хорошо, поработаю я месяц, будь по-твоему, – меня обхватили за талию, прижав к груди, и выдохнули в ухо, – но тогда…
– Год, – тут же вставила я, хихикнув, когда Никита подавился воздухом.
– Два месяца и ни секундой дольше! – меня снова развернули, встретив предельно возмущенным выражением лица.
– Восемь! И ни часом меньше!
– Три! И это мое последнее слово!
– Полгода! И это при условии, что ты не пропустишь ни одной смены!
– Отлично, тогда свадьба через три месяца! – мстительно шипит Баринов, нависая надо мной. Но я не боюсь.
Я возмущена до кончиков волос!
– Нет! – голос срывается, а эта зараза напротив хитро ухмыляется, вызывая желание ее придушить.
– Да! Иначе никакой трудовой повинности!
– Шесть месяцев и ни днем раньше! – сдаюсь я, не выдержав напряжения. Нахмурившись, складываю руки на груди, во избежание так сказать.
– Четыре! И мы в течение недели рассылаем приглашения!
– Пять! И каждую смену драишь отделение вместо санитарки!
– У тебя совесть есть, Лазутина? – он смотрит на меня так, будто пытается ее найти. Но на этот счет у меня давно уже есть укромное место, где она надежно упакована без права доступа для посторонних.
– Она в отпуске, – шиплю в ответ, пытаясь осознать, до чего мы договорились, и офигевая окончательно, – вместе с твоей, по всей видимости.
– Вредина, – дразнит он меня, а я поддаюсь.
– Баран упертый, – отзываюсь в тон, не двигаясь с места, когда Никита делает шаг, прижимаясь почти вплотную. Заставляя меня поднять голову, чтобы видеть его лицо. Утонуть в стремительно темнеющем взгляде, с коротким выдохом встречая его ладони у себя на талии.
– Кобра…, – я не успеваю возмутиться на опостылевшее прозвище, когда он с чувством добавляет, – но бесконечно любимая…
А поцелуй ставит окончательную точку в споре. Где нет победителей и проигравших. Нет правых и виноватых.
Лишь двое, по какой-то необъяснимой случайности созданные друг друга. Слишком разные, чтобы смиренно принять судьбу, но в то же время схожие больше, чем им и окружающим может показаться.
И пусть будут споры. Разногласия. Недопонимание. Вспыльчивость и опрометчивые решения. Все это будет обязательно.
Но ни разу им не захочется быть поодиночке.
Потому что сложное «вдвоем» намного счастливее.
Потому что именно так выглядит любовь в их глазах…
Эпилог
– Вы соображаете, что натворили? Раскрыться подопечному, провернуть трюк с измененным сознанием, выставить напоказ наблюдателя! Да как вам вообще в голову такое пришло?!
Высокий худощавый мужчина с пепельно-белыми волосами до пояса, в свободной белоснежной с золотистой отделкой тунике и огромными белоснежными крыльями, распахнутыми за спиной, тяжело дышал от возмущения, оперевшись ладонями на длинный стол из беленого дуба. На первый и весьма невнимательный взгляд могло показаться, что ангел молод и излишне эмоционален, но в глазах отражалась мудрость многих веков, вселяя невольный трепет. Чистая кожа раскраснелась от сдерживаемых эмоций, а на лбу выступила испарина, несмотря на то, что вокруг температура воздуха была вполне комфортной.
– Чья это была идея? – правое крыло нервно дернулось, выдавая крайнюю степень недовольства.
Напротив него, в удобных низких креслах, неестественно прямо сидели двое молодых парней. Брюнет и блондин. Черные крылья и белоснежные. И напряженно сопели, опустив глаза в пол.
– Да ладно, конспираторы хр… прости Господи, – мужчина спохватился и вовремя замолк, а затем продолжил на той же ноте, – я и так прекрасно знаю! Афор, опять тебе неймется? Что ж ты за ангел то такой! Ни года без нарушений!
Брюнет только хмуро зыркнул исподлобья, но отвечать не стал. Да и что тут ответишь? Ичимар был абсолютно прав – нарушений у него было больше, чем благодарностей за отличную работу. Порой Афор и сам не понимал, зачем его назначили на эту должность. Он абсолютно не походил на доброго, терпеливого, заботливого, снисходительного и ответственного ангела. Ему казалось скучным изо дня в день ходить хвостом за подопечными, устраивая их судьбу и оберегая от неприятностей. Впрочем, ради справедливости стоит заметить, что со своей работой он справлялся прекрасно. Но какой ценой?
– На этот раз нам досталась по-настоящему сложная пара, – тихо пояснил Раф, поднимая глаза на главу отдела, – мы пять лет пытались их свести. Чего уж только не перепробовали, а толку никакого…
– Плохо пробовали! – хлопнул ладонью по столу Ичимар, спуская пар, – Раф, ты же опытный хранитель, двадцать три подопечных за плечами, повышение не за горами! Для чего пошел на поводу у этого смутьяна?!
Раф с Афором коротко переглянулись, но вины не ощутили.
– И знаете, что самое страшное? – уже тише спросил Ичимар, – что вы совершенно не раскаиваетесь! Нарушили половину правил из Кодекса Хранителей и даже совесть не шевельнулась!
– Но Ичимар, – недоуменно, но не сумев скрыть нотку ехидства в голосе, – вы же сами сказали, что Кодекс безнадежно устарел и требует существенной доработки?
Глава отдела надзора за ангелами-хранителями заскрежетал зубами.
– Но это не повод его нарушать!!! Или у нас объявлена анархия, а я не в курсе?
И снова повисло тяжелое молчание, разбавленное лишь тяжелым дыханием руководящего лица.
– И что с вами теперь делать? – устало приземлился на удобный стул Ичимар, откидываясь на спинку, – может в Чистилище отправить, а?
Афор вздрогнул. Ему не понаслышке было известно, что это такое. Давно, еще при первом подопечном, он умудрился конкретно накосячить. И целых десять дней ему ежедневно читались проникновенные проповеди, призванные подтянуть его моральный облик и вернуть в ряды «светлых». До сих пор мурашки по коже бегали от воспоминаний…