Я сам режусь о лезвие собственного голоса, но это почти всегда срабатывает безотказно. Тая делает два яростных шага и приближается ко мне. Я сгребаю её в объятия. Сжимаю крепко. Деревяшечка моя. Снова чурбачок. А ведь совсем недавно уже начали проглядывать линии.
— Я не умею просить прощения, — выдыхаю ей в волосы. Хорошо, что не вижу её лица и глаз. Иначе бы не признался. — Я сейчас пойду в ванную. Вымоюсь и вытрусь приготовленными тобою полотенцами. А ты пока свари кофе. Чёрный. Без сахара. И мы посидим. Поговорим. Не могу обещать, что превращусь в домашнего диванного котика, но я хочу попробовать жить вместе с тобой. Это нелегко. Знаю. И терпеть придётся меня разным. Сомневаюсь, что ты справишься. Тебе не хватает ни опыта, ни сил.
Искоса поглядываю на свою жену. Это вызов. Манипуляция с моей стороны. Но она, как я и думал, ведётся.
— Пф-ф-ф! — пыхтит возмущённо. — А не слишком ли ты много на себя берёшь, Эдгар? Это у тебя семь пятниц на неделе, как у истеричной барышни, а моему терпению небеса позавидовать могут.
Вот так бы и отшлёпал за нелестные эпитеты в свою сторону. Но я позволяю ей высказаться. Пусть. Зато она перестала обижаться. А это сейчас самое важное.
— Ну, вот я и полюбуюсь на твоё ангельское терпение. И вообще. Успокойся. Не забывай, что тебе нельзя волноваться. Как-никак ты немножко беременна. А я в душ.
— Это ты немножко беременный! — вопит она мне вслед. — И если уж так переживаешь, то мог бы быть терпеливее с беременной женой!
Я не отвечаю. И хорошо, что она не видит моей улыбки. Замечательно. Ночь предстоит бурная.
24. Тая
Прислушиваюсь, как льётся в ванной вода. Мне нужно угадать, иначе кофе остынет. Шуточка про беременность плоская, но он прикрывается ею как щитом. Я не сержусь. Мне его жаль. Что-то было в его прошлом, что заставило атрофироваться чувства. Испытывать дискомфорт, когда кто-то рядом. И это его «жить вместе» испытание скорее не для меня — для него. И боится он или не боится, но явно нервничает.
Несмотря ни на что, в душе к нему плещется нежность. Желание погладить ежа по иголкам. Уколоться — да. Может, даже до крови пораниться, но я не боюсь ссадин и царапин. И глубоких ран не страшусь. Есть в этом мужчине нечто, заставляющее доверять.
Я не знаю, что он выкинет в следующую секунду. Но, наверное, поэтому звенят все чувства. Вопреки всему. Нелогично и без всяких условий. Я готова лететь на его свет. Я вижу его сердцем. Готова рискнуть, потому что если оступлюсь, ошибусь — разобьюсь насмерть. Только так — на грани белого и чёрного. Без полутонов и дополнительных линий, за которые можно было бы зацепиться и уберечься.
Без страховки. Босиком по острым камням его души. Но если я готова так принять его, он тоже должен ответить взаимностью. На меньшее я не согласна.
— Заждалась? — его голос очень близко. Его губы касаются моего плеча. Мимолётом. Простой жест, от которого я готова взвиться в небо огненной стрелой.
— Задумалась.
— И не сварила кофе, — он не огорчён.
— Хотела, чтобы был горячий и свежий. Подожди немного.
Я оборачиваюсь, чтобы замереть. Он стоит голый. Почти. Кремовое полотенце прикрывает только бёдра. Эдгар наблюдает за мной и не прячется. Вот уж в ком нет комплексов. Да и зачем ему. Он мужчина. Его красота слишком явная и очевидная. Широкие плечи. Хорошо развитая мускулатура. На груди немного неожиданно тёмной поросли. В контраст со светлыми волосами. Плоский живот и дорожка, что убегает под полотенце.
Я слишком явно разглядываю его. И не могу остановиться. Не могу отвести взгляд. Эдгар расслаблен. Опирается на подоконник поджарым задом и тонко улыбается.
— Тая, кофе.
Я спохватываюсь и успеваю подхватить джезву. Всё хорошо. Я молодец. Точнее, он молодец. Предупредил. Разливаю кофе по чашечкам и стараюсь не смотреть на мужа.
Муж. Не чужой мужик, что выхватил меня взглядом в «Дон Кихоте», а мужчина, которому я нужна. Пусть для чего-то. Я хочу надеяться, что это пока.
Он садится напротив, делает глоток. Жмурится довольно. Ему нравится. А затем накрывает своими руками мои ладони.
— Я тебя не пугаю? — он поводит глазами на свою голую грудь.
— Нет, — это не вранье, хоть обнажённого мужчину я вижу впервые. Это даже интересно. У него на боку рваный шрам. Белый за давностью. Старый. Я бы потрогала его, если бы осмелилась.
Он тянет мои руки и прикладывает их к своему лицу. Закрывает глаза. А я не знаю, что делать дальше. Могу ли я его погладить? Ждёт ли он этого?
— Скажи мне, если тебе страшно. Я пойму. И, наверное, смогу уйти в большую комнату. Устроиться там и уснуть.
— Мне не страшно, Эдгар, — я всё же глажу его кончиками пальцев несмело. И он вздыхает, целует меня в ладонь, словно благодарит за робкую ласку.
— Но ты не готова. А я обещал, что будет всё, как хочешь ты. Я приму твой отказ. И, наверное, тебе не стоит ни винить себя, ни торопиться.
— Мне трудно говорить об этом. Я не знаю, как быть готовой или нет. Но я не боюсь, правда. Просто… не спеши, ладно? И будь нежным, насколько сможешь. Большего я не прошу.
Он отпускает мои руки. Проводит пятернёй по влажным волосам. Выдыхает шумно.
— Иди сюда, — похлопывает он по своему колену. И я не сопротивляюсь. Не колеблюсь. Сажусь и даже не поправляю задравшийся халатик. Он всё равно его снимет с меня. К чему сейчас моя скромность. Я девятнадцать лет жила с нею. Наверное, настал час побороть себя и попробовать взрослой жизни. Впрочем, он уже и так показал, как это может быть хорошо.
— Я буду целовать тебя. Только поцелуи. И немного руки. Ты в любой момент можешь меня остановить. Я сдержусь. Даю слово.
Он склоняется к моим губам, и я сама обвиваю его шею, притягиваю к себе. Отвечаю на поцелуй. Мягкий. Нежный, очень деликатный. Эдгар не спешит. Руки его безвольны и безучастны. Поддерживают — всего лишь.
Я прислушиваюсь к себе. Мне нравится с ним целоваться. Губы его засасывают, тянут за собой в тёмные воды, но это приятно. Это пробуждает внутри робкий отклик где-то в груди. Закрываю глаза — так лучше, и ничто не отвлекает.
Он пахнет кофе. Язык его немножко горчит. Я хочу чувствовать. Хочу, чтобы поцелуй стал глубже, и пытаюсь подтолкнуть его к этому. И он понимает. Чутко улавливает моё желание. Мы целуемся так, что в какой-то момент я теряюсь, растворяюсь в ощущениях, и уже нет ничего вокруг — только он и я. Только я и он.
Когда ожили его руки? Когда его пальцы начали меня поглаживать? По спине, по плечам, по шее. Лёгкие касания. От них кожа зудит и загорается. Словно сотни светляков прилетели и зажгли разноцветные огоньки там, где Эдгар оставляет скользящий след.
Я выгибаюсь — и его ладони накрывают мою грудь. Кружат по халатику. И стрела огненным жалом спускается ниже — бьёт в живот, и хочется сжать ноги. Инстинктивно я так и делаю. Напрягаю бёдра, пытаясь спрятать место, где зарождается моё желание.