— Ты здесь долго не задержишься, — говорила она. — Такие, как ты, не задерживаются в подобных местах.
— Чушь.
Я не считала себя лучше других. Когда-то я ходила по подиуму с сумками крутых французских дизайнеров на плече. Теперь я бегала по подъездам, таская на том же плече огромную торбу, набитую открытками и счетами. Надо делать то, что можешь и должен. Я всегда мечтала только об одном — выжить и чтобы кто-нибудь меня любил.
— Черт, ты же была моделью и актрисой! — восклицала Барбара.
— Это была очень маленькая роль, я была скорее в массовке.
— Прекрати себя принижать, — говорила Барбара, зажав в зубах сигарету, пока мы крутили педали тяжело груженных велосипедов.
Наверное, мне надо было познакомиться с Барбарой раньше…
— Как же давно все это было, — сказала она, когда мы снова встретились на моем сорокалетии.
Да, семь лет прошли быстро. Перемены во внешности были для меня очевидны — грудь обвисла, на бедрах целлюлит. Но внутренне я оставалась все той же неуверенной девчонкой, которая, хлопая глазами, садилась в самолет, направлявшийся в Штаты.
— Как он вырос, — кивнула Барбара в сторону Фабиана.
Сорок пять минут мне пришлось уговаривать его надеть рубашку. О том, чтобы снять кепку с логотипом «БМВ», не могло быть и речи.
— Мне приятно, что ты меня пригласила, — сказала Барбара.
В последние годы я с ней не общалась. Не отвечала на мейлы и звонки.
— Я рада, что ты приехала, — сказала я, наполнив бокалы пуншем.
Петер махал руками, силясь отогнать дым от гриля.
— У тебя приятный сосед, — сказала Барбара, близко наклонившись ко мне. — Он не женат?
— Кто? Микки?
— Нет-нет, вон тот. Ула.
Она тайком показала на Улу, который стоял рядом с Петером, попивая из бокала. У него уже были красные глаза, и он слегка покачивался.
— Забудь, — сказала я.
Барбара рассмеялась, но, сообразив, что я не шучу, сказала:
— Я поняла.
Ничего она, разумеется, не поняла, но мне было все равно, пусть думает что хочет.
Мясо слегка подгорело, но все сказали, что все равно вкусно. Картофельную запеканку тоже расхваливали. Мне в конце концов пришлось признаться, что я купила ее в отделе кулинарии в «Лидле».
После еды мы подали грог. Петер выставил динамики в окно спальни, и начались танцы в саду под хиты восьмидесятых.
— Ну надо же, какие зануды, — шипел мне в ухо Петер, показывая глазами на Микки и Бьянку.
— Тише, — хихикнула я.
Он был прав. Чета Андерсон забилась в уголок, не принимая участия в общем веселье.
Оке и Гун-Бритт еще утром сообщили, что не придут. Сослались на разыгравшуюся у Оке мигрень, но на самом деле они просто не могли смириться с тем, что их праздник перенесен.
— Ну что, — сказал Петер, — пора, пожалуй, слегка зажечь!
Он подошел к столу, выставил в ряд рюмки и разлил самбуку. Бьянка с высокомерной миной следила за его попытками поджечь ликер зажигалкой «Зиппо».
— Да чтоб тебя!
— Вот, можно попробовать этой. — Барбара протянула Петеру дешевенькую зажигалку «Бик».
Тем временем в плейлист на полной мощности ворвались близнецы Мутич из Эслёва с какой-то югославской балладой со всеми этими скрипками.
Мельком глянув на Бьянку, я схватила Микки за руку и потащила танцевать. После недолгого сопротивления он сдался, я обвила руками его шею и начала двигать бедрами в такт музыке.
— Как хорошо, что вы пришли, — сказала я. — Вопреки всему.
Я подозревала, что именно Микки помог уговорить Оке.
— Такое пропускать не хочется, — улыбнулся Микки.
Свет как-то по-особенному падал на его лицо. Когда он смеялся, на щеках появлялись ямочки. Близнецы заходились в каком-то своем страстном балканском танце.
— Еще раз спасибо за то, что заступились в школе за Фабиана, — сказала я. — Для меня это очень важно.
Я откинула голову назад и прижалась к нему грудью. Он отодвигался, ему было неудобно.
Я слишком много выпила. В очередной раз.
Проклятье. Как грустно. Как только поблизости появляется мужчина, из меня так и фонтанируют неисполнимые желания.
— Спасибо за танец.
Я улыбнулась.
Мне сразу стало ясно, что я могу заполучить Микки. Вообще не проблема, запросто. Но с некоторых пор я изменилась. Мне не хотелось разрушать семью. Хватит.
Кто-то тихо подошел сзади. Оглянувшись, я увидела Улу. Взгляд у него был мутным, он развязно обхватил меня руками.
— Отпусти, — сказала я.
— Давай же. Не строй из себя недотрогу. Я хочу всего лишь потанцевать.
— Какого черта! — Я оттолкнула его так сильно, что он поскользнулся и чуть не упал навзничь в этих своих топсайдерах.
Краем глаза я заметила Петера. Его налившиеся кровью глаза и сжатые кулаки.
— Тут какие-то проблемы?..
— Нет, — буркнул Ула, но Петер в него уже вцепился:
— Отвали от Жаклин!
— Мы просто танцевали. — Ула попытался вырваться.
Петер вопросительно посмотрел на меня.
— Да идите вы все… — не выдержала я.
Я не хотела скандала. Что подумают Микки и Бьянка?
Мне стыдно вспоминать ту немую сцену, которой завершилось празднование моего сорокалетия.
Петер толкнул Улу:
— Давай катись домой, пока я тебе не врезал.
Ула мрачно поплелся к выходу.
— Придурок, — буркнул он и посмотрел на Микки и Бьянку как бы в поисках поддержки.
Через пять минут они тоже собрались домой. Бьянка крепко держалась за Микки, в ее зеленых глазах явно читался испуг. Они ничего не сказали, но Микки накрыл своей рукой мою, как бы в знак благодарности и сожаления.
— Кажется, вечеринка исчерпала себя, — сказала я.
И видимо, не только она.
Петер жестом показал, что он в недоумении, но весь этот театр мне бесконечно надоел. Когда Микки взял за руку Бьянку и они, освещенные светом луны, возвращались к себе через общий двор, мне страшно захотелось оказаться рядом с ним вместо нее. Тогда все сложилось бы совсем иначе.
Я сбросила туфли и побежала к дому, по пути ударив Петера локтем в бок. Он выругался и, кажется, не понял, что произошло.
— Можешь взять такси! — крикнула я, захлопывая входную дверь прямо перед его носом.
Потом я сидела на краю ванны, и слезы смывали с меня лицо, которое я рисовала себе целый час.