Тщательно все обдумав и выбрав путь, казавшийся наименее опасным, Робин заметил, что Марианны нет слишком долго. Встревожившись, он встал и пошел к двери, чтобы отыскать ее, но в этот момент дверь открылась, и он столкнулся с ней на пороге. От неожиданности Марианна уткнулась в него лбом, а Робин обхватил рукой ее плечи. Она вскинула голову и посмотрела ему в глаза.
Если бы она сейчас обняла и поцеловала его!..
Если бы он сейчас обнял ее и прижал к себе!..
– Что-то случилось? – спросила Марианна, тихонько отстраняясь от Робина.
– Тебя долго не было, я начал беспокоиться, – ответил он, убирая руку.
И только. Скрыв друг от друга глубокое разочарование, он посторонился, пропуская ее в дом, она вошла и, подбросив дрова в угасающее пламя, посмотрела на Робина.
– Мне надо что-нибудь сделать еще? Может быть, посмотреть, все ли вокруг спокойно?
Ну да, он же сказал, что взял ее в качестве охраны, и она помнила свой долг! Робин едва заметно усмехнулся и вернулся к записям.
– Мы в самом сердце Шервуда, здесь безопасно. Ложись спать, Саксонка.
Он снова назвал ее Саксонкой! Ничего не изменилось. Марианна представила, с каким удивлением он посмотрел бы на нее, если бы она не удержалась от поцелуя, столкнувшись с ним на пороге, и порадовалась тому, что удержалась.
Достав из сундука одну из сорочек Эллен, Марианна переоделась и легла в постель, укрывшись покрывалом с головой. Ее лоб горел от соприкосновения с его плечом, и вся она начала дрожать, словно на нее напал приступ лихорадки.
Она поняла, что запуталась, пытаясь угадать его чувства. Если утром и днем ей показалось, что он все еще любит ее – хоть немного! – то сейчас она почти уверилась, что он давно и думать о ней забыл. Глубокая убежденность Вилла в том, что все это время Робин неустанно окружал Марианну заботой так, как должен делать тот, кто любит, подарила надежду, что забота Робина происходила от любви. Сейчас она думала, что эта забота – порождение долга, и только.
Забыв, как она сама старалась казаться бесстрастной, Марианна горько размышляла о том, что он не выглядел бы таким спокойным и безразличным, если бы она была нужна ему. Она напомнила себе, что у него были другие женщины и он не слишком-то заботился скрывать это от нее. Но вместо того чтобы успокоиться и уснуть, она вспомнила его лицо, отрешенное в страсти, нежность рук, цепочки ласковых поцелуев, которыми когда-то его губы обвивали все ее тело, а вспомнив, задохнулась и отбросила с лица покрывало. Сев на кровати, она посмотрела на Робина и больно закусила губы. Доводы рассудка иссякли, и силы тоже.
Стиснув пальцами край покрывала, Марианна низко склонила голову, роняя слезы. Она воззвала к гордости, но та, представ перед ней в ее собственном облике, лишь беспомощно развела руками. И тогда Марианна, понимая, что сокрушает все, что сумела выстроить в своей новой жизни, отбросила покрывало и, встав с кровати, подошла к Робину.
Он по-прежнему сидел, углубившись в записи. Она положила ладонь ему на плечо, и он, обернувшись, вопросительно посмотрел на нее.
– У меня есть к тебе просьба, – сказала Марианна, с трудом выговаривая каждое слово.
– Какая? – тихо спросил Робин и взял ее руку в свои ладони.
Она запрокинула голову, вдохнула воздух так, словно собиралась нырнуть глубоко в воду, и, вновь заглянув в глаза Робина, почти беззвучно прошептала:
– Проведи со мной эту ночь.
Не отрывая взгляда от ее широко распахнутых, полных отчаянной решимости глаз, Робин потянул Марианну за руку и уронил себе на колени.
– Милая! – услышала она, и в следующий миг его губы закрыли ее рот долгим и нежным поцелуем.
Он поднялся, держа ее на руках и не прерывая поцелуя, и отнес на постель. Движение его руки – и сорочка белым облаком слетела с плеч Марианны и легла на пол. Почувствовав тяжесть его тела, она замерла, но он продолжал целовать ее, терся лбом о ее волосы, шепча:
– Девочка моя! Любимая, нежная, ненаглядная! Не бойся, все будет хорошо!
Она успела подумать о том, скольким еще он говорил эти слова, когда его глаза распахнулись. Утонув в сини его глаз, она поняла: никому, кроме нее.
Соединиться с ним – любимым и единственным – оказалось так легко, просто и сладостно, что она, едва подавшись ему навстречу, чуть слышно вскрикнула от захлестнувшей ее теплой волны. Обхватив его и прильнув к Робину каждой своей частицей, Марианна впитывала в себя его жар, шепот, семя, которым он наполнял ее.
Потом они долго лежали, не размыкая объятий, пока не посмотрели в глаза друг другу.
– Ты не удивлен, – тихо прошептала Марианна, – и ни о чем не спрашиваешь.
– Нет, – так же тихо ответил Робин, – я все знаю. Ты любишь меня и устала бороться с собственным сердцем, потому и позвала.
– Я хочу ребенка, – сказала Марианна. – Все равно – сына или дочь, лишь бы с твоими глазами, твоей улыбкой. Пожалуйста, сделай так, чтобы сегодня зачать его!
Слегка прищурив глаза, Робин всмотрелся в ее лицо.
– А что дальше, милая? Ведь ты не думаешь, что я позволю тебе одной растить моего ребенка?
Марианна посмотрела на него блестящими от слез глазами и, боясь услышать ответ, спросила:
– Значит, ты больше не оставишь меня?
Робин привстал на локте, окинул ее нежным взглядом и рассмеялся.
– Сердце мое, а тебе не кажется, что именно ты оставила меня? – с мягким укором спросил он. – Я же никогда тебя не оставлял. Лишь отступил, когда понял, что в мою береговую ласточку снизошла сама Морриган. Но я всегда был рядом, смотрел на тебя, наблюдал и ждал, когда ты проснешься, Моруэнн!
Марианна слабо улыбнулась и провела пальцем по тому месту на груди Робина, на котором раньше был след от поцелуя.
– Не ревнуй! – понял ее Робин. – То, что было, уже не изменить. Но больше я не дам тебе даже повода для ревности!
– Сколько бы их ни было и ни будет впредь, я не ревную, – прошептала Марианна, обнимая его за шею. – Лорд мой, супруг, любимый, для меня ничего не будет иметь значения, пока ты любишь меня. А если разлюбишь, я покорно смирюсь с твоей волей и, не противясь ей, удалюсь в монастырь, чтобы там молиться о тебе, потому что мне никого в этом мире не дано любить, кроме тебя!
Робин в ответ подхватил ее и привлек к себе, глядя в глаза Марианны так, словно хотел в них прочесть сказанные ею слова. Прильнув к нему, она почувствовала, как им вновь овладело желание.
– Любимый! – только и сказала она, когда он уронил ее на спину.
В этот раз он любил ее долго, неторопливо, словно возмещал и ей и себе время, что они провели рядом и одновременно в разлуке. Ощущения, испытываемые в близости с ним, были настолько сильными, что Марианна едва не теряла сознание в его руках. Наконец он излился, и его ослабевшее тело придавило Марианну к постели. Она обвила руками плечи Робина, ощущая поцелуи его задрожавших губ на своей щеке. Внезапно Робин приподнялся на локте и заглянул в глаза Марианны потемневшими до черноты глазами.