Повседневная жизнь в эпоху Людовика Святого - читать онлайн книгу. Автор: Эдмон Фараль cтр.№ 43

В Париже городская стена не так порабощала жителей, как в других местах. Городские укрепления не были спроектированы заранее, образуя некие рамки, внутри которых каждому пришлось бы искать возможность так или иначе устраиваться. Скорее, они были выстроены позже, для защиты уже возникшего поселения, и их строители должны были воспринимать его в целом как данность. Вот почему стена Филиппа Августа не стала обручем, который бы превратил городские дома в набор плотных и тесных связок. Между жилищами виднелись просветы, огороды, сады, порой немалой протяженности. Даже на левом берегу Сены, где люди поселились очень давно и в результате застройка была очень тесной, оставались сравнительно многочисленные и обширные возделанные земли, принадлежавшие, например, монастырям кордельеров, якобинцев и викторинцев, а также немало менее значительных участков: в 1269 г. Людовик IX еще имел возможность передать кордельерам принадлежавший ему виноградник в приходе Сент-Андре-дез-Ар. Виноградарство в самом Париже было обычным делом, и виноград рос повсюду — значит, земля имелась в некотором избытке; и надо прежде всего отметить, что в городе не было такого количества молочных лавок, как можно было бы предполагать: коль скоро коров разводили в самом городе не меньше, чем в Сен-Жерменском или Сен-Марсельском предместьях, деятельность посредников была уже не нужна. В общем, Париж во многих отношениях еще сохранял деревенский облик, и обязан этим он был некоторым особенностям своего развития, сделавшим возможным сохранение полей между каменными постройками.

Но хотя между некоторыми домами или группами домов, особенно в восточном и северо-восточном районах города, и оставались обширные пространства и незанятые территории, из этого не следует, что все жители чувствовали себя свободно и могли селиться как им заблагорассудится. Дело обстояло совсем наоборот. Любопытно отметить, что в те (кстати, не столь давние) времена, в века беспросветного рабства, когда вся собственность находилась в руках знати и духовенства, для новых собственников, бюргеров, были характерны сильное чувство «моего» и гарантированное законом уважение к имуществу каждого. Бывало, что на прекрасной улице, построенной в общих интересах, дом какого-то мелкого бюргера выпирал за красную линию: улица из-за него сужается, движение затруднено, экипажам целый день приходится исхитряться как-нибудь разъехаться, чтобы не зацепить друг друга в этом ущелье, но никому не приходит в голову воспрепятствовать мешающему всем собственнику использовать свое право до крайнего предела. Вот почему не приходится ожидать, чтобы в городе, где владельцы земли занимали столь прочные позиции, новым пришельцам было бы легко устроиться. В то время как одни могут жить просторно, в красивых домах с фруктовыми садами, другие, гораздо более многочисленные, вынуждены довольствоваться тесными жилищами, где места для них будет в обрез.

Отсюда — дома с узкими фасадами, где все было устроено так, чтобы использовать всю возможную площадь, где лестницы поднимаются вдоль внешнего угла стыка двух стен, где туалеты, если они есть, выступают из стены, где крошечную клетушку втискивают в малейшую полость, над которой только можно навести крышу, окно которой по типу слухового выходит на скат кровли, где сходятся две неиспользуемых части стены.

Отсюда вместе с тем — как раз потому, что люди жили скученно и их жилища были тесно прижаты друг к другу, — старание четко отметить пределы каждого: маленькие садики старательно отделялись друг от друга стенами, а колодец, даже срединный, выходящий одновременно на два участка, в верхней части разделяли вертикальной стенкой, позволявшей каждому из соседей набирать воду незаметно для другого и не видя другого. Ведь если тебя видно в твоем доме, это ограничивает твою свободу, и при устройстве бань строитель всегда старается оградить их от любопытных взоров жителей соседнего дома.

Впрочем, дома, имевшие разное предназначение, выглядели по-разному. Если дом строился для жилья, то на улицу выходила только его дверь. Если его строили для торговли, он имел окна, служившие витриной. Глухие ставни на шарнирах, сочлененные по горизонтали, открывались одна — вниз, в полуоткрытом состоянии образуя лоток, прилавок, другая — вверх, образуя навес. Окно открыто — значит, лавка открыта; отсюда пошло выражение «продавать в открытое окно», когда речь шла о купце, чей магазин торговал открыто, в соответствии с законом и регламентами.

По мере того как земля в XIII в. дорожала, в Париже, естественно, появлялось все больше многоэтажных домов. Но от этого отдельные жилища не обязательно становились просторней. В большинстве домов кухня и столовая поначалу совмещались. Только у богатых бюргеров ели в особом зале, не объединенном с кухней, и только в замках и монастырях кухня составляла как бы отдельную зону, обычно расположенную в подвале.

Кухня как обычного дома, так и самых крупных домов имела обширный камин, занимавший немалое место вдоль одной из стен. Под колпаком камина на двух подставках лежали дрова, пламя от которых лизало стенки котелка, подвешенного в одном из вырезов зубчатого крюка. На выступающие вперед стойки, в железные корзины в их верхней части, ставили готовые блюда, чтобы те не остывали, и там же на крюки, торчащие из штанги, вешали часто используемую утварь: шумовку, разливную ложку, большую двузубую вилку, вертела для жаренья, лопатку, каминные щипцы и кочергу. Таганы на земле позволяли ставить горшки на угли или в огонь. Кроме того, внутри просторного колпака, в его верхней части, могли подвешивать мясо, чтобы вялить его или коптить. Именно там, под этой своеобразной крышей, было место кухаря или кухарки. Там же, по обеим сторонам очага, на поставленные к его боковым стенкам две скамейки в холодные дни после еды садились сотрапезники, чтобы согреться и побеседовать в тепле.

На столе, стоявшем недалеко от камина, у стенки, лежала разнообразная утварь: решетки для жаренья, сковороды, вафельницы, сита, в том числе мучные, дуршлаги и терки. На этажерку ставили ступку с пестом, банку с солью и банку с пряностями. Близ «шолье» (cholier), через который сливали грязную воду, располагались плошки, кувшины и черпаки. Дальше стояла квашня (если хлеб пекли в доме), а еще дальше — хлебный ларь, где хранили хлеб, испеченный или купленный на несколько дней. С потолка свисали окорока, сало и головки сыра, убранные подальше от кошачьих когтей.

В столовой или в той части кухни, что служила столовой, стоял более или менее длинный прямоугольный стол, к которому крепилась скамья, иногда разделенная на отдельные места. Если скамьи не было, вместо нее ставили табуретки или деревянные скамеечки — сиденья для непритязательных. У богатых людей скамья могла иметь резную спинку и навес, и на нее клали квадратные подушки (carreaux).

Другой мебелью, обычной для столовой, был буфет: именно в нем расставляли посуду, оловянную и керамическую, в которой блюда подавали на стол. Но в богатых домах к нему добавлялся и поставец — мебель для людей с претензиями, имевшая сверху навес и состоявшая из ряда полок, прикрепленных одна над другой и выложенных тканью, на которых выставлялась напоказ демонстрировавшая богатство владельца драгоценная утварь, сверкавшая золотом и серебром.

Пышности ради его переносили в такое место, где бы он вернее ослеплял взгляды гостей или соседей, — например, в спальню молодой матери, когда та принимала поздравления подруг, а иногда даже, по некоторым большим праздникам, его выносили на улицу и ставили перед стеной, завешенной коврами, — разумеется, с уместными предосторожностями.